Энона улыбнулась. Шрайк увидел ее белые, чуть-чуть кривые зубы – первое, что он в ней заметил, когда она выкопала его из могилы.

– По-моему, более вероятно, что у вас постепенно развились собственные чувства и совесть. Вы умны и сознаете себя, и, в конце концов, у вас было более чем достаточно времени! Я думаю, процесс начался еще до того, как мы с вами встретились. Я знаю, вы спасли Эстер, когда она была маленькой, и долго разыскивали ее, когда она ушла из дома. В частности из-за этого я поняла, что вы – не обычный Сталкер. Вы ведь любили Эстер с самого начала, правда?

Шрайк отвел глаза. Все-таки для Сталкера тяжело говорить о таких вещах, как любовь.

Он сказал:

– ВОСПОМИНАНИЯ О МОЕЙ ЖИЗНИ ОДНАЖДЫРОЖДЕННЫМ КОГДА-НИБУДЬ ВЕРНУТСЯ?

– Может быть. Возможно, они вернутся, когда вы умрете в следующий раз. Но это будет очень, очень не скоро. Я построила вас на века, мистер Шрайк.

Земля была уже совсем близко. Шрайк посмотрел на Эстер и подумал: не важно, как долго он проживет, лишь бы она была с ним.

Он сказал:

– Я ХОЧУ ЗАЩИТИТЬ ЕЕ И СДЕЛАТЬ ТАК, ЧТОБЫ ОНА БЫЛА СИЛЬНОЙ, НАВСЕГДА. ТЫ ПОМОЖЕШЬ МНЕ?

Энона не поняла скрытого смысла его слов.

– Конечно помогу! – Она встала на цыпочки и поцеловала его металлическое лицо, испачкав губы и кончик носа в антикоррозионной смазке. – Поздравляю, мистер Шрайк! У вас появилась душа.

Под сияющим в свете аргоновых фонарей дождем Хэрроубэрроу высунулся из раскисшей земли по правому борту Мурнау, как подводная лодка, выныривающая из очень грязного моря. Выдвинули посадочный трап, Вольф Кобольд перешел на Мурнау, и лифт-экспресс понес его на Оберранг. Там Вольфа дожидался «жук», а рядом с ним – офицер, который, завидев младшего Кобольда, закричал:

– Скорее, сэр, скорее! Ваш отец ранен!

– Да, я получил вашу радиограмму, – устало ответил Вольф, усаживаясь на заднее сиденье «жука».

Глупость какая – тащиться невесть куда, только чтобы изображать беспокойство за здоровье старика, абсолютно ему безразличного. Скорее бы вернуться на Хэрроубэрроу, там он будет свободен от этой лицемерной сентиментальщины. Вольф вполуха слушал сбивчивые рассказы водителя о Воздушной Гавани и шпионах Зеленой Грозы. Маленький автомобильчик промчался по Убер-ден-Линден и подкатил к ратуше. На улицах молодые офицеры прощались с возлюбленными, а рабочие заканчивали ставить на место последние секции городской брони. Вольф их едва замечал. Он смотрел на отражение своего худого угрюмого лица в стекластиковом колпаке «жука» и вспоминал долгий переход через территорию Грозы, часового, которого задушил, пробираясь через границу на ничейную землю, где его поджидали верный старина Хаусдорфер и Хэрроубэрроу. Вольф с гордостью думал о Лондоне и о фантастических машинах, которые совсем скоро заберет себе.

В ратуше слуги проводили его в парадную гостиную. Отец сидел в кресле, грудь у него была забинтована, и над ним хлопотали медики. Рядом стоял Эдлай Браун – он явился из Манчестера с цветами, виноградом и просьбой к кригсмаршалу подписать бумагу о том, что он не имеет претензий к манчестерским городским стражникам в связи со своим ранением. За плечом Брауна стояла командир пилотов-наемников. Когда-то Вольф считал мисс Дубблин привлекательной, но сейчас она показалась ему вульгарной – розовый летный комбинезон и явный избыток туши на ресницах. Он с грустью вспомнил Рен Нэтсуорти, ее бесхитростную красоту и блестящий ум, так легко поддающийся влиянию.

– Вольфрам! – Отец оттолкнул врачей, с трудом встал и обнял сына. – Мне сказали, что ты в отлучке…

– Просто небольшая поездка по делам, – ответил Кобольд. Ему были противны пигментные пятна на старческих руках и выглядывающие из-под бинтов седые завитки волос на груди. – Позавчера вернулся на Хэрроубэрроу.

Отец внимательно разглядывал его.

– Мальчик мой, ты похудел.

Худой, небритый, с воспаленными глазами – Вольф только отмахнулся.

– Что я, это о тебе нужно беспокоиться. Мне сказали, ты ранен.

– Всего несколько синяков да пара сломанных костей.

– Вижу, я вовремя вернулся.

– О чем ты?

– Пресвятая Тэтчер! Отец, моховики пытались тебя убить. Это акт агрессии! Мы должны нанести ответный удар! Немедленно!

– Вот и я ему это же говорю! – прогудел Эдлай Браун с видом человека, которому не терпится продолжить прерванный разговор. – Нельзя им такое спускать!

– Чепуха, Браун! – огрызнулся фон Кобольд, морщась от боли. – В меня стрелял кто-то из ваших пьяных оболтусов!

– Юношеская импульсивность! – возразил Браун. – Если б вы не так стремились оставить пленницу себе… – Он обратился за поддержкой к Вольфу. – Слышали новости? Женушка Наги, ни больше ни меньше, явилась в Воздушную Гавань с отрядом Сталкеров! По сговору с этим ренегатом Пеннироялом, видимо.

– Понятно.

В другое время Вольф только посмеялся бы над такими россказнями. Преувеличенные слухи всегда носятся там, где богатеньким горожанам случается понюхать настоящей войны. Но сегодня паника была ему на руку. Чем скорее вспыхнет война, тем скорее Хэрроубэрроу сможет отправиться в путь, к Лондону.

– Как я понял, им удалось сбежать?

Браун обернулся к авиатрисе:

– Расскажи ему, девочка.

Орла Дубблин поклонилась:

– Над ничейной землей их дирижабль встречали птицы-Сталкеры. Громадная стая, я такой никогда не видела. Должно быть, на борту дирижабля было что-то невероятно ценное. Или кто-то. Я ничего не смогла сделать.

Вольф про себя подумал, что она могла бы сделать очень многое, если бы не ценила свою жизнь больше, чем долг. Но вслух он сказал только:

– Да, неприятно. Кто знает, что задумали моховики и что им известно о наших планах? Теперь нам остается одно.

– Хотите сказать – нападение? – с надеждой спросил Эдлай Браун.

– Лучшая защита! Моховики первыми нанесли удар. Мы обязаны ответить. Атака по всей линии фронта одновременно.

Фон Кобольд потер глаза:

– Должен же быть другой выход…

– Если вам состояние здоровья не позволяет командовать городом… – фальшиво-заботливо начал Браун.

– Я свою часть работы сделаю, – устало пообещал старый кригсмаршал. – Не смейте называть меня трусом, Браун! Если другие города пойдут в атаку, Мурнау займет свое место в строю, и я сам поведу его в бой. Разве что мой сын захочет занять место на мостике?

Вольф покачал головой:

– Прости, отец, я должен вернуться на Хэрроубэрроу. Когда начнется наступление, я прогрызу для тебя хор-рошую дыру в укреплениях моховиков.

Он пожал отцу руку, поклонился Брауну и мисс Дубблин и вышел из комнаты, оставив за спиной молчание и отчетливое, как шлейф аромата, ощущение грусти.