Возвращаясь к отмежеванию в первой половине 1483 г. Иваном III великому князю рязанскому Ивану Васильевичу Романцева на правом берегу Дона вблизи охраняемого «вопче» рубежа по р. Мече, заметим, что случилось это вскоре после 1480 г., когда было окончательно сброшено ордынское иго. Новая внешнеполитическая ситуация на южных рубежах Руси требовала поиска способов организации их защиты.

Трудно сказать, могла ли вообще существовать до 1480 г. граница между Москвой и Ордой, памятуя вассальный характер отношений русских князей и золотоордынских ханов. В 1483 г. ситуация выглядела совершенно иной, в связи с чем, очевидно, и была «актуализирована» верхнедонская «купля» московского великого князя Василия Васильевича Темного, дополненная в московско-рязанском докончании новыми договоренностями относительно Романцева, Ельца и Мечи.

Получив, с формального согласия рязанского князя, в свое распоряжение пустующие земли Елецкого удела и вернув отмежеванием Романцева в регион Рязань, утерявшую еще при жизни Василия Темного владельческие права на правобережье Верхнего Дона, Иван III фактически возложил на себя и своего рязанского племянника обязанности по обороне степных рубежей.

Мы можем с определенной долей вероятности предположить, что «Романцево с уездом» в районе р. Перехваль, часть прежнего «рязанского наследства» на правобережье Верхнего Дона, было возвращено Рязани в первую очередь по внешнеполитическим и оборонительным мотивам. Совместная защита московским и рязанским князьями своих верхнедонских владений, декларируемая в докончании 1483 г. общим «ведением» Мечи, приобретала в связи с соседством рязанского Романцева и московского Ельца как символический, так и сугубо практический смысл. Менее чем четыре десятилетия спустя оборона Окско-Донского региона вышла на качественно иной уровень со строительством в первой четверти XVI в. крепости Тула.

То, что «Тула в истории XV в. практически не упоминается» по причине «отдаленности от всех важнейших событий»[758] неверно. Первое упоминание «места Тулы» относится, как помним, еще к 1381 г., что было актом признания стратегической значимости региона уже в эпоху Куликовской битвы. В то же время оценить это значение достаточно непросто в силу скудости сохранившихся источников. Вплоть до появления писцовых описаний города и уезда, разнообразного актового материала, а это, так или иначе, только вторая половина XVI в., в нашем распоряжении имеются только два типа или две группы письменных источников для изучения прошлого Тулы и Тульского края. Первая – великокняжеские договоры – докончания, вторая – летописи, причем и та, и другая появляются не параллельно, а в хронологической последовательности.

Все, что мы знаем о древнейшем прошлом «места Тула», извлекается почти исключительно из великокняжеских докончаний, договоров последней четверти XIV – первой половины XV вв. великих князей рязанских с четырьмя московскими и одним литовским суверенами. В летописях же топоним появляется много позже, почти синхронно исчезновению из русского канцелярского обихода княжеских договорных грамот, в первом десятилетии XVI в., причем сразу с определением, «град на Туле» (здесь и далее разрядка моя. – А. Л.), не оставляющим сомнения, о чем собственно идет речь.

Таким образом, «Тула» последней четверти XIV – первой половины XV вв. – это «Тула» великокняжеских договоров, Тула же 1-й половины XVI в. – летописная Тула[759]. И, повторимся, первое упоминание топонима «Тула» относится к последней четверти XIV в. и прямым образом связано с Куликовской битвой, точнее с политическими последствиями сражения на Дону 8 сентября 1380 г. (подробнее см. главу 1 настоящего издания). Сухопутный путь, как известно, шел вдоль правого берега Дона, и «место Тула» на нем занимало ключевое положение на пути к Оке, что в итоге и предопределило строительство здесь позднее, в 1-й четверти XVI в., самой южной каменной крепости Российского государства[760].

Стратегическую важность среднего течения р. Упы прекрасно осознавали не только в XIV в., однако наиболее удачное объяснение огромной значимости региона для обороны южных рубежей Российского государства было сформулировано много позднее летописцем эпохи Ивана Грозного. В 1566 г. русская армия, «по вестем» о готовящемся набеге из Крыма, выдвинулась за Оку, получив приказ «идти на Тулу и…на Поле дожидатися царя (крымского хана. – А. Л.)». «А потому государь приговорил с Тулы вышедчи на Поле ждать, – подчеркивал анонимный летописец XVI в., отмечая стратегическую уникальность местоположения Тулы, – на которую царь Крымскои украину не пойдет, на Резань, или на Одуев, и в Козелескъ и царю и великоу князю ко всем местом (от Тулы. – А. Л.) поспети лзя, докуда ни придетъ (крымский хан. – А. Л.) на украину»[761].

Авторы, считавшие Тулу договора 1381 г. ордынской, а позднее «нейтральной», не обратили внимание на то, что топоним присутствует во всех трех последующих московско-рязанских договорах, 1402, 1434 и 1447 гг. причем, что крайне важно, как владение уже не московских, а рязанских князей[762]. Судя по всему, как помним, «Тула» вернулась Рязани в результате четырехлетнего московско-рязанского «нелюбья», начавшегося синхронно нападению на Русь орды хана Тохтамыша в 1382 г. и завершившееся в конце 1385 г. примирением Дмитрия Ивановича Московского и Олега Ивановича Рязанского. Во всяком случае, уже в 1390 г. Олег Иванович распоряжался землями «в речьке Штьске» т. е. по р. Шат, правому притоку Упы в ее среднем течении, вблизи современной Тулы, где «придал» рязанскому епископу «очину свою», некий «Приный»[763].

Если высказанные выше предположения верны, то в течение пяти лет, между 1381 и 1385 гг., рязанской «Тулой» по договору между великими князьями Дмитрием Ивановичем и Олегом Ивановичем владела Москва, а между 50-ми годами XIV в. и 1381 г. и после 1385 г. – Рязань.

Кроме докончаний 1402, 1434 и 1447 гг. Москву и Рязань связывал также договор, 1483 г., но в нем, равно как и в последнем московско-рязанском докончании, 1496 г., «Тула» уже не упоминается. К моменту заключения договора 1483 г., скорее всего между 1456 и 1462 гг., «Тула» в составе западной половины рязанского княжения перешла великим князьям московским[764].