Где кружатся акулы тенями подо мной…

Я пел всю жизнь те песни, что только про любовь.

Теперь пытаюсь выжить, к тебе вернуться вновь.

Как мощная симфония, нахлынула волна,

Обрушилась стремительно и в море унесла.

И я молился, детка, вдали лишь о тебе:

Пожалуйста, услышь меня и помни обо мне.

Я выброшен на берег, как раньше, как тогда,

Не ожидал, что ждешь ты, что все еще одна,

Тебя еще сильнее, всем сердцем жажду я,

И быть мне суждено всегда подле тебя.

Как мощная симфония, нахлынула волна,

Обрушилась стремительно и в море унесла.

Мои мольбы услышаны, все, детка, – о тебе,

К тебе вернула жизнь меня, а значит – и к себе.

Музыка, заполнявшая и пронизывавшая ночь, умолкла, и ее место заняла тишина. Сердце набатом стучало в груди. Наверное, его стук слышал даже рядом сидящий Эйден.

– Что думаешь? – Он отложил гитару в сторону и посмотрел на меня.

– Разное. Она обо мне?

Эйден закатил глаза.

– Да, она о тебе. – И тихо добавил: – Большинство моих песен о любви – о тебе, даже когда я этого не хочу. Наверное, поэтому порой мне так сложно писать.

– Мне жаль.

Он склонил голову набок:

– Хочешь, чтобы я писал о ком-то другом?

– Мне не жаль.

Эйден потянулся к лежавшему на ступеньках бумажному пакету.

– Это тоже для тебя, – подал он мне пакет. – На случай, если песня не сработает. Мой план «Б».

– День рождения у тебя, а подарки даришь ты. – Я взяла у него пакет, но не открыла его. – Кстати, устройство вечеринки было моим подарком тебе. Как ты слышал, я теперь безработная.

Он снова закатил глаза.

– Да-да, я все понял. Пожалуйста, открой свой подарок.

Я вытащила из пакета коробку ирисок.

– Да ладно! Ты… – Перевернула коробку, и моя отвисшая челюсть хлопнулась на пол. – Как? Откуда?..

– Экспресс-доставка. Обошлась недешево. – Взгляд Эйдена блуждал от моего лица в сторону, словно он не мог посмотреть мне в глаза, но и не смотреть тоже не мог. – Заказал их после пуншевой вечеринки. После нашего разговора в беседке осознал, каким придурком был. Все, через что ты прошла со своей мамой… я должен был понимать. Быть рядом. Поддерживать тебя.

– Нет. Ты должен был уехать. – Я положила коробку конфет на колени. – Я знала это, но повела себя как идиотка. Прости, что пыталась заставить тебя почувствовать себя виноватым и остаться, а потом заблокировала тебя. Это было глупо.

– Согласен. Но мы оба были молоды и глупы. Мы все еще молоды и глупы. И боже, Рейна, больше всего на свете я хочу, чтобы у нас с тобой был второй шанс.

– Правда? – Голос опередил разум. Я желаю того же, но лучше со всем разобраться сейчас, чем потом, когда вновь зародится надежда. – Ты уверен? Даже несмотря на то, что ты теперь… – Я помахала перед ним руками, и так как он по-прежнему выглядел озадаченным, уточнила: – Знаменитый, богатый, красивый.

Эйден хрипло рассмеялся.

– Ты считаешь меня красивым?

– Я про другое. Ты можешь встречаться с любой.

– Не с любой. Откуда это вообще? Куда подевалась девчонка, которая при нашей первой встрече сказала мне, что она лучше меня?

– Она была обижена. Сама себя, конечно, накрутила, но все же. – Спустя секунду я добавила: – И при нашей первой встрече я сказала не так.

– Мне запомнилось так.

Я возвела глаза к небу и подцепила пальцем край конфетной коробки.

– Почему ты сегодня был таким отстраненным? Мне начало казаться, что ты передумал насчет нас.

– А, ты заметила. – Он подтянул колени к груди.

– Трудно было не заметить. Ты почти не смотрел на меня.

– Рейна, ты в любой день прекрасна. Но когда наряжаешься, от тебя невозможно отвести глаз. Мне было тяжело смотреть на тебя, зная, что ты влюблена в другого.

– Прости?

Эйден поморщился.

– Я думал, ты влюбилась в Малька.

– Почему? Он что-то сказал?

– Нет. Но ему и не нужно было. Я видел, как вы сблизились. А потом ты нарисовала его.

От его несчастного вида сжалось сердце.

Я потянулась к его руке.

– Мы с Мальком – друзья.

– Он так и сказал. Но рисунок… Знаю, он был частью сделки, но я видел, что все не так просто. Между вами отношения, которые я не вполне понимаю. К тому же его рисунок вдохновил тебя вернуться к рисованию, а это что-то да значит. Если именно он сделал тебя счастливой… – Эйден поднял голову. – А потом ты сказала у костра другое…

– Значит, все-таки понял? – От моей широченной улыбки даже щеки заболели. – Хорошо. Уж начала бояться, что мой намек слишком тонок.

– Как мешок с кирпичами.

– Зато до тебя наконец дошло. Я продолжила роспись стены для тебя. В качестве романтического жеста. Пыталась показать, что этот рисунок – не бессмысленный. И наши отношения – тоже. После смерти мамы я боялась быть счастливой. Думала, это обесценит ее жизнь или наши с ней отношения. Но я знаю, что это неправда, и больше не хочу бояться. Больше не хочу стоять на одном месте. Хочу двигаться вперед.

Эйден удивленно вскинул брови.

– И все это я должен был понять по рисунку на стене?

– Разумеется.

– Тогда, может, оставишь романтические жесты мне?

– Я бы сказала «нет», да только после песни жду, когда же ты меня наконец поцелуешь…

И он поцеловал. Под неудобным углом. Пока не обнял мою щеку ладонью и не притянул к себе. Ожила и затрепетала каждая клеточка тела, каждый нерв заискрил. Я таяла в объятиях Эйдена, цепляясь за его плечи, за руки. Сознание плавало, захмелев от его вкуса, аромата, тепла. Знакомых и новых, привычных и восхитительных.

На террасе мигнул свет, и мы со смехом разорвали поцелуй. За шторами сдвинулась тень. Должно быть, за нами наблюдал папа.

Я пристыженно уткнулась лицом в плечо Эйдена.

– Прости.

Эйден рассмеялся.

– Поговорить с тобой здесь – моя идея. – Он убрал прядь моих волос за ухо, ненадолго задержав пальцы на щеке. Потом его ладонь легла на мою поясницу. Долгое время мы просто сидели, обнявшись. Когда свет снова замигал, Эйден спросил:

– Мне пора уходить?

– Через минутку.

– Прости, что завтра мне придется уехать.

– Все хорошо. Я понимаю.

Он вернется. Или я поеду к нему. Мы обязательно что-нибудь придумаем.

Обняв одной рукой его за шею, другую я приложила к его груди. Под ладонью стучало сердце,