13 мая 1994 года, 2.45

д. Лесная, Богородский район

Нижегородская область

Ночь пахла дымом. В начале весны, когда повсюду сгребают и сжигают прошлогоднюю траву и накопившийся за зиму мусор, это не редкость, однако в середине мая, когда уже выросла новая трава, а весь мусор сожгли еще на апрельских субботниках, запах дыма посреди ночи вызывал тревогу. Плотный туман, низко стелящийся над землей, усиливал это чувство, поскольку становилось совершенно непонятно, действительно ли это туман или все-таки дым?

Однако девочку лет пятнадцати, притаившуюся в большом сарае у самой дальней от входа стены, этот вопрос волновал в последнюю очередь. Прохлада весенней ночи причиняла гораздо больший дискомфорт: на девочке была надета только длинная ночная сорочка, достаточно теплая, чтобы спать в ней в постели, но слишком тонкая для пребывания в сарае посреди ночи в мае, когда дни стояли гораздо более теплые, чем ночи. Девочка сидела, прижавшись спиной к стене, подтянув колени к груди и обхватив их руками. Пальцы ее нервно сминали ткань сорочки, а сама она гипнотизировала темными глазами дверь сарая. Ее закрыли снаружи на засов, поэтому выбраться девочка не могла.

Да сейчас и не хотела.

Во дворе надрывались собаки. Они лаяли, завывая, словно огромная полная луна, ярко горевшая на небе, сводила их с ума. Может быть, их тоже пугал запах дыма. А может быть, крики, доносившиеся из старой разваливающейся усадьбы. Сидя в сарае, трудно было понять наверняка.

Внезапно лай резко оборвался, сменившись жалким скулением. Потом собаки и вовсе затихли. Девочка на мгновение затаила дыхание, то ли испугавшись, то ли предвкушая развитие событий. Никто сейчас не смог бы понять по ней, что именно она чувствует. Ее била мелкая дрожь, но она вполне могла быть вызвана холодом, а не страхом. Или волнением. Лицо же ее не выражало никаких эмоций. В полутьме сарая оно выглядело слишком бледным. Даже пересохшие губы почти не имели красок, только темные глаза да наливающийся синяк на скуле выделялись на общем фоне. Глаза горели ненавистью и отчаянной решимостью, какие редко можно встретить во взгляде школьницы. Тот, кто заглянул бы сейчас в эти глаза, скорее всего, ощутил бы холодок, пробежавший вдоль позвоночника.

Однако рядом не нашлось никого, кто мог это сделать: в сарае она сидела совсем одна, но по тому, с какой жадностью пожирала глазами дверь, почти не мигая, становилось понятно, что она кого-то ждет.

Постепенно всякий шум смолк: вслед за лаем собак исчезли и крики. Остались только туман, пахнущий дымом все сильнее, и лунный свет, падающий на пол сквозь щели досок, из которых была сбита дверь. Когда этот свет загородила мощная фигура, пальцы девочки перестали комкать сорочку и дрожать, словно она больше не ощущала холода.

Тихонько скрипнул засов, и дверь медленно отворилась, являя взору девочки хорошо знакомого ей мужчину. Луна светила ему в спину, а потому выражения лица было не разобрать. У ног его клубился белый едкий дым, который мгновенно пополз внутрь. Теперь уже никто не спутал бы его с туманом.

Однако ни мужчина, ни дым не заинтересовали девочку. Ее взгляд против воли приклеился к серпу, который мужчина держал в правой руке. И черным каплям, скатывавшимся по его лезвию на пол. Лишь усилием воли она заставила себя посмотреть в лицо молчаливому монстру.

– Я знала, что ты найдешь меня.