Грэйн повела носом, ловя ноздрями сырой речной ветер. Для того чтоб найти причалы, карта ей не нужна. Характерный портовый запах неистребим и неизменен, его и захочешь, а не вытравишь из памяти. Подпорченная рыба и деготь, смола и мокрые доски, застарелый пот и гниющие водоросли, а все вместе – ориентир более надежный, чем стрелка компаса.

Итак, решено. Ролфи подхватила свой живой тюк, поудобней пристроила пленницу на плече и, пыхтя, перелезла через решетку. Вот теперь все пути назад отрезаны окончательно. Впрочем, их и раньше не было, этих путей для отступления. Куда отступать – на виселицу или под дула ружей расстрельного взвода?

…Когда Грэйн пыталась впоследствии восстановить в памяти свой сумасшедший бег по закоулкам Саннивы с бесценным грузом, у нее ничего связного не получалось. Какие-то фрагменты и блики, стук крови в ушах, собственное рваное дыхание, ломота в костях и теплая тяжесть на плече, усиливающаяся боль в мышцах и черное-пречерное отчаяние, когда она вдруг осознала, что заблудилась, а пленница как раз задергалась в своем коконе. Луны плясали на темно-синем паркете небес пьяную дрингу[20], клинками звезд выбивая ритм. А потом у самых сапог плеснули темные волны, в ноздри ударила смесь портовых запахов, и Грэйн, переводя дыхание, различила сквозь красную пелену перед глазами силуэты судов, контуры каких-то бочек, тюков и ящиков и чуть светящиеся фигуры речников и грузчиков, снующих по причалу. Работа в порту не замирала ни на миг, грузы приходили и уходили, покрикивали приказчики, скрипели блоки кранов, ругались рабочие, тявкали собаки и… Стража! Грэйн едва успела юркнуть в узкий проход между двумя штабелями досок, а мимо со смешками и звяканьем протопали патрульные. Следом с гавканьем катился пушистый шар – портовая собака: визгливый лай, уши торчком, хвост колечком. Ролфи смотрела на закрутившуюся у прохода дворнягу сузившимися зелеными глазами и сама не чувствовала, как приподнимается в беззвучном рычании ее верхняя губа, обнажая острые зубы. Зато что-то почуяла псина: лай оборвался жалобным визгом, и пустобрех, зажав хвост между лап, метнулся прочь. Грэйн моргнула, приходя в себя. Серебряные стрелы лучей Морайг пронзали ее укрытие насквозь, и все существо эрны Кэдвен трепетало, нанизанное на беспощадные острия. «Будь милосердна, госпожа, – мысленно взмолилась ролфи. – Отвернись! Пошли мне тьму и ветер, Неверная, и пошли мне судно, готовое к отходу!»

Нестерпимо горело клеймо Локки на плече, как раз там, где его касалось безвольно повисшее тело пленницы.

«Отврати от меня взор свой, Локка! Прикрой сияющий лик покрывалом непроглядных туч, Морайг! Не смотри на меня, Глэнна… не смотри».

Она почти на ощупь пробиралась между штабелями и ящиками, вляпавшись сапогами в какую-то вязкую и вонючую лужу, оставив клок одежды на торчащем из темноты, словно нож убийцы, ржавом гвозде. Казалось, что в лабиринте, куда забралась Грэйн, выхода нет вовсе никакого. Но вот впереди снова мелькнул свет, на этот раз желтый, от фонарей, и донеслись голоса, а бессмысленный шум сложился в фразы:

– Кончай погрузку!

– Шабаш, мужики, это последний…

– Эй, торопись там! Скоро снимут сходни!

«Лучшей из жертв достойна ты, Морайг! – благодарно подумала Грэйн, осторожно высунув нос наружу. – Вот и баржа, готовая к отплытию, а грузчики заняты подсчетом денег… Пусть только отвернется теперь матрос у сходен!»

Сильный и внезапный порыв ветра налетел вдруг и принес целые пригоршни снежной крупы. Люди на причале засуетились, отворачивая лица. Зазвенело разбитое стекло в перевернувшихся фонарях, и все, включая вахтенного, бросились тушить разлившееся горящее масло, пока огонь не добрался до грузов и просмоленных бортов.

«И тебя благодарю, Локка! – ликующе ухмыльнулась Грэйн. – Вот оно! Теперь!»

Путь на баржу был свободен. Неразличимой в суматохе серой тенью ролфи метнулась по причалу к судну, легко взбежала по сходням и юркнула в черную дыру трюма, захлопнув за собою крышку люка.

Темно там было, как в погребальном кургане. Грэйн пару раз глубоко вздохнула, сама не веря своей удаче, едва не оступилась на крутом трапе и осторожно, ведомая больше чутьем, чем осязанием, двинулась вперед. Должно быть, это речное судно перевозило в столицу рыбу от побережья, потому и шло теперь обратно с полупустым трюмом, нагруженное лишь теми товарами, которым не повредит неистребимый рыбный запах. Между закрепленными вдоль бортов штабелями еще оставалось предостаточно места, чтоб не только Грэйн с добычей укрылась, но и взвод ролфийских артиллеристов. С орудием. Теперь найти укромный закуток среди бочек и ящиков, сгрузить с плеча графиню, позаботиться, чтоб их убежище никому не пришло в голову искать, – и…

«Я не буду спать, – твердо пообещала себе Грэйн, когда наконец-то проделала все это. – Нет, ни за что не буду! Я только на пару минут прикрою глаза – и тотчас же…»

Разумеется, прежде чем привалиться спиной к какому-то тюку, ролфийка тщательно замаскировала эту нору, начертав острием скэйна защитные рунные заклятия на, кажется, всех попавшихся ей поверхностях. Теперь можно было спокойно устраиваться поудобней, откинуть край покрывала с лица пленницы, вытянуть гудящие ноги и даже зажечь потайной фонарь, благоразумно прихваченный с собой еще с Ролэнси. На самом деле, если плетения рун надежны, то теперь здесь можно даже и впрямь сплясать победную дрингу – все равно до самого конца плавания в этот участок трюма никто из речников не сунется. Но рисковать Грэйн все же не стала, да и не тянуло ее уже в пляс, а хотелось лишь спать, спать… или хотя бы глаза закрыть ненадолго, ведь спать нельзя, нет, нужно же еще убедиться, что шуриа невредима, и объявить ей о грядущих переменах в ее участи, и…

Сон плеснул под сомкнутые веки ролфи расплавленным серебром, она уронила голову на край какого-то ящика и уже не слышала даже, как, скрипя и постанывая, баржа отвалила от причала и отправилась в путь вниз по реке, к морю.

…Ей повезло, правда, повезло. Медленный костер – «Объятия Локки» – не самый легкий и приятный способ умереть. Если уж есть возможность выбирать… Но выбирали, само собой, другие. Ролфи. Высокий сотник раздумывал не долго, у него был приказ, и он его исполнял. Сначала всех жителей деревни согнали на площадь, затем воины разделили толпу пополам – на мужчин и женщин, выстроившись цепью. Мужчин затолкали в сарай и сожгли заживо. Женщин под конвоем погнали к реке – топить. Или, как выразился командир карательного отряда: «На встречу с Морайг».

Ей понравилось сравнение, красиво сказано, прямо как в песне какой. Интересно, поют ли ролфи песни? Наверное, поют. Должно же быть в них хоть что-то человеческое.

Ветер, как назло, дул в спину, неся нестерпимый смрад горелой плоти. У Локки жестокие объятия, в них сейчас задыхались родичи – отец с братом и дядька Соришо. Их предсмертные вопли сливались со стоном дороги и плачем пруда, с тревожным скрипом веток старого дуба.