– УКУН!!! – раздалось из-за чуть-чуть приоткрытой двери.

– Что произошло, Аолия?! На тебя напал демон?

– Ты совсем, что ли?! Кому я нужна голая в ванной?! – проворчали из-за двери. – Я полотенце забыла. Открой шкаф в комнате, возьми с верхней полки большое розовое полотенце с далматинцами и принеси мне!

– Я тебе не банщик и не слуга, женщина… – попытался было возмутиться китаец.

– Принеси полотенце! – не сдавалась упрямая блондинка, переходя к неприкрытому шантажу. – Или ты хочешь, чтобы я вышла из ванной голая и мокрая? Ты, может, извращенец, а? Да, нет?!

– Нет! – торопливо заверил её царь обезьян.

Он кинулся к шкафу, достал полотенце и повесил его на мокрую женскую руку, требовательно высунувшуюся в приоткрытую дверь.

– Вот сразу бы так, – глухо проворчала Ольга. – И так времени нет, а ты ещё со своими китайскими комплексами… Спасибо!

Из ванной пахнуло паром и каким-то душистым мыльным средством, которое всё же не перебивало тонкий аромат влажной женской кожи. Китаец, мечтательно прикрыв глаза, сделал два глубоких вдоха и, покачиваясь, отправился на кухню.

За окном ещё было темно, но ночь уже мягко синела, становясь чуточку светлее. Снег, казавшийся вечным, продолжал падать, его хлопья были такими большими, как будто кто-то в небе разбрасывал над городом пушистую вату.

– А ты чего в окно уставился? – удивлённо спросила Ольга, входя на кухню. – Чего там интересного? Ночь же ещё, ничего не видно! Нам нужно выйти пораньше. Я-то думала, ты уже кофе сварил, а ты встал тут и завис. Опять всё самой придётся делать…

Она сняла с головы полотенце и повесила его на дверь, слегка взлохматила руками светлые кудри, потуже завязала пояс халата и прошла к плите. В нос китайцу ударил запах её мокрых волос и тут же пропал. Ему даже захотелось подойти к ней сзади и понюхать затылок, чтобы вновь насладиться этим запахом. Но Великий Мудрец вовремя вспомнил, что он не извращенец, и поэтому просто сел за стол.

– Женщина, одного кофе недостаточно, я хочу приготовить нам завтрак.

– Нет! Я толстая! – Ольга засыпала в турку четыре ложки кофе, залила водой и поставила на огонь.

– Я этого не говорил.

– Нет, ты сказал!

– Не говорил.

– Значит, подумал!

– Но ведь я не толстый! – праведно возмутился мужчина. – Я желаю накормиться пищей, которая насытит меня перед тяжёлым днём.

– Нет! Если я не ем, ты тоже не ешь!

– Но почему? Так нечестно, я голоден! – не унимался он.

Ольга фыркнула, открыла холодильник, оторвала один стебель сельдерея от черешка, помыла его и торжественно вручила китайцу:

– Вот твой завтрак!

Сунь Укун мрачно захрустел сельдереем, в его мозгу вновь закипали несбыточные планы кровавой мести…

Болонка звонко лаяла, поскуливала и даже подвывала, приплясывая на месте, всем видом показывая, что ей прямо сейчас срочно нужно в туалет, на улицу. Пожилая женщина снова засуетилась, ушла куда-то в ванную, потом зачем-то на кухню. Тяньгоу ещё громче залаяла у входной двери. А сердобольная бабушка уже несла с кухни огромную оббитую эмалированную миску, в которой были в несколько слоёв выложены рваные газеты.

«Что-о-о?! – гордо возмутилась собака, но старушка услышала лишь очередной звонкий лай. – Я вам не кошка!!! – яростно орала Тяньгоу внутри маленького собачьего тельца. – Я собака!!! Я не собираюсь ходить в туалет на газетку!!!»

Но и бабушка-пенсионерка, со своей стороны, тоже не собиралась выходить на улицу в такую рань. Она ещё раз указала громкоголосой собачке на чашку с газетой, даже пересадила её туда собственноручно и, повернувшись, ушла на кухню готовить завтрак.

Выпрыгнувшая на пол секретарь У Мована была полна решимости не сдаваться и героически терпеть хоть до вечера. Ведь должна же эта упёртая старуха хоть когда-нибудь выйти из квартиры? Или на минуточку приоткрыть дверь, или не знаю что…

Но двойная порция молока и котлеты давали о себе знать. Пометавшись в прихожей ещё несколько минут, совершенно раздавленная и униженная собачка, проклиная всё на свете, всё-таки влезла в миску с газетами…

– Вот и молодец, милая, – похвалила её старушка, вернувшаяся с кухни. – А я пойду-ка почтовый ящик проверю.

Она открыла дверь и шагнула за порог. Собака, тут же выскочив из проклятой эмалированной миски, пролетела между её ног, сбежала с третьего этажа под укоризненные крики бабушки и выскочила из подъезда, дверь которого так вовремя открыл какой-то спешащий по делам мужчина. Ей ловко удалось прошмыгнуть у него между его зимними сапогами и скрыться во дворе. Благо с белой шерстью затеряться в белом снегу не сложно, верно?

На улице уже было почти светло. Ночь стала сиренево-серой, снег падал крупными хлопьями, ветра не было, и даже казалось теплее, чем вчера. Французская болонка тут же приняла более удобный облик разношёрстной дворняги и, перепрыгнув через детскую скамейку, спряталась в заснеженных кустах среди валяющихся там каких-то вонючих тряпок, старого шкафа с разбитым зеркалом и поломанных детских игрушек.

Рыжая дворняга уныло покачала головой. Почему эти люди выбрасывают свой мусор из окон, если цивилизация подарила им мусоропровод прямо в доме?

– Тяньгоу!

Удивлённая собака подпрыгнула, упав в сугроб, и осмотрелась по сторонам. Из осколка разбитого зеркала на неё смотрел У Мован.

– Господин! – счастливо заорала она. – Как вы, господин? Я тут такого натерпелась, у меня тут такое было…

– Сегодня в университет желтоволосой женщины обезьяны прибывают наши… наши специалисты, – не сразу подобрав нужное слово, перебил её бык. – Ты тоже должна быть там.

– Но как, господин… – попыталась спросить собака, но связь уже прервалась, и в зеркале отражалось лишь серое небо, с которого, не прекращаясь, падал снег.

Вздохнув, Тяньгоу подбежала к дому блондинки и, сев у подъезда, стала ждать.

Уже через несколько минут дверь распахнулась, и во двор вышел царь обезьян. Обычно жизнерадостная и лёгкая на подъём девушка сегодня уныло плелась за ним, движения её были скованными, она не радовалась снегу и хныкала.

– Укун, подожди! Ты идёшь слишком быстро-о! У меня всё боли-ы-ыт…

– А я голоден! – зло отозвался неумолимый китаец. – Потому что ты пожалела для меня еды. Сегодня наш путь – путь страданий.

– Ты не можешь быть голоден! Я дала тебе поесть!

– Хи-хи-хи! – перешагивая через сугроб, звонко и тонко захохотал Великий Мудрец. – Сельдерей – не еда, чтоб ты знала, о женщина! Это трава, пробуждающая в мужчине плотские желания. Ты с хрустом отломила этот толстый, длинный, сочный стебель и протянула его мне. Что ты хотела этим сказать, на что намекала, прекрасная госпожа моя?!