Приходят дикие, замаскированные под синтетиков. Я сразу узнаю их — по повадкам, по взгляду.

Приходят и вовсе странные личности с бегающими глазками. Я бы на порог их не пускала — с первого же взгляда ясно, что это мультипакетники, одной дозой такого не прошибешь!

Другой поток посетителей поднимается из люка. Приходят все наши дикие, даже Перепелка с детьми. И являются несколько человек, внешне похожих на Бана — тощие, бледные, в непроницаемых темных очках, несмотря на полумрак.

Это и есть Кроты?

Подземный зал понемногу наполняется. В полумраке бармены позвякивают посудой, тихонько переговариваются с посетителями. Проскакивает молния — искусственная, бледная.

— Что тебе сегодня смешать? — спрашивает кто-то.

— Циклон.

— Алекс, — говорю я шепотом. — Мне кажется, что это все уже было. Это повторение… понимаешь…

— Дежа вю, — он кивает. — Обычное дело. Не обращай внима…

В этот момент внешняя дверь снова открывается, и в проеме появляются двое. Я присматриваюсь…

Один — мой полицейский. Я с трудом узнаю его, потому что он одет, как обыкновенный синтетик. Он обводит глазами зал; я хочу сказать о нем Алексу, но в этот момент спутник полицейского поворачивается ко мне лицом…

Это Римус!

Я бегу через весь зал, люди удивленно на меня косятся. Не обращая ни на кого внимания, я кидаюсь на шею Римусу. А он обнимает меня.

Он ужасно рад. Но, кажется, совсем не удивлен.

До полуночи остается совсем немного времени. В клетке с барабанами сидит Лешка, потихоньку пробует ударную установку. Бармены работают вовсю — в бокалах вертятся, пенятся, искрятся пузырьками дикие коктейли. Я сижу на полу у стенки — рядом с Римусом и его спутником, Максимом.

Я быстро, шепотом пересказываю им все, что уже слышали дикие. Римус чуть улыбается. Максим слушает, плотно сжав губы.

— Значит, это была ты, — говорит Римус мечтательно. — Знаешь, я ведь никогда не смотрю шоу. А в тот день меня будто что-то толкнуло. И я посмотрел.

— Римус, она ведь ничего не понимает, — вмешивается Максим. — Она не знает, что тут случилось, пока ее… ну, в общем, из-за нее.

— А что из-за меня случилось?!

Оба смотрят на меня. Мне становится очень не по себе.

— Ну, говорите!

— Все полицейские подразделения подняты по тревоге, — говорит Максим. — После того, как ты объявилась в магазине. После того, как я тебя якобы взял, а потом упустил. Операция «Лана» полным ходом идет с тех пор, как появилось твое сообщение на экране.

Я молчу.

— В бывшем магазине Римуса сидела засада — изо дня в день, — продолжает Максим. — Я дежурил через сутки. Знаешь, у меня повторяющийся кошмарный сон: я прихожу утром на службу, а мне говорят, что тебя уже взяли — именно в магазине Римуса.

— Почему? — Я понимаю, что вопрос глупый, но и молчать не могу.

Макс и Римус переглядываются.

— Максим мой друг, — медленно говорит Римус. — Это я его убедил, что Лана, о которой все говорят, когда рядом нету патруля, — это не легенда и не сказка. Это реальный человек. И ему надо помочь.

— Как это — «все говорят»?!

Они переглядываются. Максим сжимает губы так, что их почти не видно.

— Слушайте, — я волнуюсь, — я должна всем рассказать… Здесь никто не знает о СИНТ!

— Кое-кто знает, — скучным голосом говорит Максим.

— Ну да: контролеры, высшие чины энергополиции…

— Скоро полночь, — говорит Римус. — Макс, тебе пора.

Максим поднимается.

— Ты что, синтетик?! — Я не верю своим глазам.

— Я должен использовать свой служебный пакет, — говорит он сухо. — Ведется строгая отчетность. Я ведь энергополицейский.

— А… — Я запинаюсь. — А как тебе удалось выкрутиться… после того, как ты… меня упустил?

— Меня понизили в звании, — говорит он все так же сухо.

Больше я ни о чем не решаюсь спросить. Максим уходит, пожав руку Бану.

Мы с Римусом долго молчим.

— Он рискует очень многим, — тихо говорит Римус. — Его отец работает на СИНТ.

Бьют городские часы. Сюда, под землю, их звон едва доносится, но в клубе такая тишина, что слышно каждый удар.

Бом-м, бьют часы. Энергетический час. Весь город сейчас вздохнул с облегчением, чувствуя теплое покалывание манжеты.

Синтетики стоят плотной группкой, прижавшись друг к другу. Им страшно. Кто-то из них переживет эту ночь и справится. А кто-то обречен. Они знали это, когда шли сюда; они знали, что рискуют жизнью, но все-таки попытались — жить своим ритмом. Жить без манжеты.

Я очень уважаю этих людей. Мне хочется помочь им.

Бом-м, часы все бьют. Бом-м.

Лешкина палочка начинает свой ритм: вопреки часам. Отрицая извечный порядок. Отрицая манжеты, отрицая Завод с мембраной распадателя, отрицая весь этот людоедский режим пакетов и штрафов. И все, кто есть в клубе — почти все — начинают отбивать этот ритм. Ладонями. Подошвами. Лешка играет, отдаваясь ритму. Я знаю, он не слышит его — чувствует всем телом. Негромко, жестко, по нарастающей вступают остальные барабаны: «Мы — энергия. Мы — энергия. Мы…»

Но я вижу, что это не энергия. Это всего лишь ритм, пробуждающий в человеке скрытые резервы. У кого они есть.

Синтетики по-прежнему стоят в углу, взявшись за руки. Я отлично вижу, кто из них доживет до рассвета, а кто — нет. Вот эта бледная девочка с двумя светлыми косичками не доживет. Этот красивый парень с тенью усов над верхней губой — не доживет, и напрасно его подруга привела, напрасная надежда, завтра она будет чувствовать себя убийцей…

Лешка мечется в клетке. Он делает, что может. Те из синтетиков, кто посильнее, начинают помогать ему, отбивать ритм, заставляя собственное сердце работать самостоятельно, пробуждая волю жить и любовь к жизни — только свою, только в себе…

— Мы энергия! Иди со мной!

Они пойдут. Но дойдут — не все. Это правильно. Это естественный отбор. Паразитам, поглощающим чужую волю к жизни, не место на земле — все равно они не живут, а существуют… Остановить Завод! Пусть выживают сильные! — так грохочут барабаны. Или так мне слышится?

Я трясу головой, вытряхивая чужой ритм. Выхожу вперед — передо мной расступаются. Кладу руки на плечи девочке с косичками и красивому парню, который уже едва держится на ногах. Взглядом велю — приказываю! — Римусу, Мавру, Алексу сделать то же самое. И вот в низком подвале, под белым с потеками потолком выстраивается круг: мы стоим, положив руки друг другу на плечи.

— Играй, Лешка! — приказываю я, и глухонемой музыкант читает слова с моих губ. На мгновение воцаряется тишина…