Правды в этих слухах ни на грош. В школе проходят медицинский осмотр, разоблачить обман не трудно. Надо быть слепым, чтоб не разглядеть в авиатриссе женщину. У нее тонкие черты лица и заметная выпуклость спереди. Сомнителен и роман с Эвертом, – генерал слишком стар. Разве что с кем моложе…

Егоров в ярости. Женщина-фельдшер куда ни шло, это привычно и понятно. Но женщина-летчик… У Семеновой, это фамилия новенькой, имеется диплом пилота, выданный до войны. Кому и как их давали, Егорову известно. Требовалось взлететь, описать «восьмерки» вокруг укрепленных на поле шестов и благополучно приземлиться. Короче, взлет – посадка… С таким умением к скоростному аппарату подпускать нельзя. Авиатриссу надо переучивать, да только где? В школы берут исключительно мужчин…

Пока суд да дело, мне поручают устроить новенькую. В казарму к солдатам ей, ясен пень, нельзя, ищем дом в местечке. Выбор богатый: местечко по-прежнему пустует. Елене приглянулся дом близ аэродрома. Карачун обещает постельные принадлежности, посуду и прочее. Интересуюсь, нужна ли прислуга? Елена не офицер, всего лишь вольноопределяющаяся, денщик ей не положен. Почему бы не нанять служанку? Дом запущен, навести в нем порядок непросто. Елена возражает – не белоручка. Выглядит Семенова расстроенной: начальник отряда встретил прохладно. Мне жаль Елену, зову ее в гости. Она улыбается, впервые за день.

Посиделки провалились. Сергей на удивление скромен, Ольга хмурится, Елена ощутила и замкнулась. Отдуваться мне. Болтаю за четверых, беру гитару. Песни только о любви. Елена слушает, мечтательно улыбаясь, Ольга смотрит исподлобья. Вечер пропал. Сергей уходит, я продолжаю петь. Аудитория не внемлет. Елена благодарит и встает. Иду провожать: на темных улочках женщинам боязно.

К дому новенькой добираемся быстро. Елена внезапно берет меня за руку:

– Спасибо, Павел Ксаверьевич!

Пожимаю плечами: не за что!

– Вы единственный, кто встретил меня дружески. Вы добрый человек.

– Уверяю, Елена Павловна, другие военлеты не хуже. Им просто непривычно.

– Я знаю, что обо мне говорят! – вздыхает она. – Поверьте, Павел Ксаверьевич, это все сплетни. Ни в каком госпитале я не лежала, ничьей любовницей не была. Случилась война, я стремилась быть полезной Отечеству. Что из того, что я женщина? Почему нельзя? Сто лет назад, в Отечественную войну, была женщина-кавалерист! Я вожу авто, умею летать, на фронте нужны специалисты. Писала прошения, мне отказали. У меня есть родственник-генерал, он знает меня с детства, потому взял шофером. Возила его. Однако родственник при штабе, я хотела на фронт. Упросила его, умолила, он похлопотал. Приехала сюда, а ваш Егоров…

– Он хороший человек, Елена Павловна, поверьте. Все образуется.

– Вы похлопочете за меня?

М-да, напросился.

– В меру моих скромных возможностей.

– Спасибо! – в порыве чувств она обнимает меня.

В отличие от Ольги, Елена высокая, щека ее касается моей. От ее волос пахнет ромашкой.

– Я пригласила б вас зайти, но мне угостить нечем, – говорит она, отстраняясь. – Как-нибудь в другой раз. Хорошо?

– Непременно! – Я пожимаю ей руку. Елена предпочитает мужское приветствие.

Она идет к дому и скрывается за дверью. Представляю, как ей сейчас тоскливо: одна, в пустом доме… Хм! А что, если?..

Ольга встречает меня неласково:

– Что так долго? Здесь же рядом!

– Поговорили…

Она смотрит в упор. Не нравится мне этот взгляд.

– Знаешь, – говорю торопливо, – я вот что подумал. Две женщины в отряде, почему б вам не жить вместе? Я переберусь в другой дом. Вдвоем вам будет веселее…

– Ни за что!

– Почему?

– Не хочу жить с аферисткой!

– Ольга!..

– Аферисткой, не спорь! Подделала документы, выдала себя за мужчину…

– Ничего она не подделала!

Торопливо пересказываю сообщенное Еленой.

– Все равно не буду! – упрямится Ольга. – Не хочу и все!

Со мной нельзя так разговаривать, я тоже могу злиться.

– Не хочешь – не надо! Я сам съеду!

– К ней?

– Ольга!..

– Думаешь, не видела, как ты на нее смотрел? Весь вечер ей пел! Бесстыжая! Не воевать она ехала, а мужчин искать. Знаю я таких!

Ну, все! Моему терпению бывает конец. Чтоб в моем доме и меня же фейсом…

В спальне беру чемодан, бросаю на койку. Халат, тапочки, полотенце… Зубную щетку и порошок возьму в сенях. Переночую у Сергея, дальше видно будет…

– Павел!..

Оборачиваюсь. У нее в глазах озера, и озера эти вот-вот прольются. Семейных сцен мне не хватало!

– Садись! – указываю на койку.

Она садится на краешек. Ручки сложены на коленях – сама невинность. Минуту назад бушевала. Тянет ругаться, но нельзя.

– Пойми, пожалуйста, нам неудобно под одной крышей. Я мужчина, а ты женщина…

– Ты меня совершенно не стесняешь!

Ну, конечно! То, что меня могут стеснять, в расчет не берется.

– Мы с тобой родственники!

Причем очень близкие. Нашему забору двоюродный плетень, как говорит Нетребка.

Молчит.

– Сама говорила: я скрежещу зубами, не даю тебе спать…

– Я привыкла! Даже не просыпаюсь!

Вздыхаю и сажусь на койку. Нас разделяет чемодан.

– Пожалуйста, Павел! Я больше не буду!

Будешь, обязательно будешь.

– Не сердись! Сама не знаю, что на меня нашло.

Я знаю…

– Ты мне самый близкий человек на свете! Мне с тобой покойно и хорошо.

Сейчас разрыдаюсь. Кузина упадет в мои объятья, и мы прольем светлые слезы. Как-нибудь обойдемся! Ладно, не сегодня… Открываю чемодан, достаю халат и тапочки. Ольга смотрит вопрошающе.

– Я переоденусь с твоего позволения.

Она кивает и уходит. Снимаю с себя все, накидываю халат и беру полотенце. Во дворе, под стеной дома – деревянная бочка, Нетребка натаскал в нее воды. За день вода прогревается… Залезаю – блаженство! Тихо, в саду стрекочут сверчки, небо усыпано звездами. Ветра нет, деревья стоят неподвижно. Приятно сидеть в теплой воде, наблюдая эту красоту. Так бы всю жизнь…

– Павел! Ты скоро?

Не хворать бы вам, дорогая кузина! Такой настрой испортить! Выбираюсь, растираюсь полотенцем, халат на плечи… Ольга, как и я, любит теплую воду. Мария ставит чугунок в печь, но он большой, кузине не вытащить. Опорожняю чугунок в бадью, ставлю его в печь, иду к себе. Засыпая, слышу, как Ольга плещется. Без меня ей с чугунком не справиться, об этом я не подумал…