- Вторая моя служанка немая. Мне подарили её с уже вырезанным языком. Чары же истины действуют только на произнесенные слова, но не на жесты. Они не могли её допросить.

Её руки дрогнули, и узел затянулся слишком плотно, но извиниться за непреднамеренную боль Тамила не успела, муж перехватил её ладони, но поднять голову не принудил.

- Вашей вины в том, что произошло, нет. Если бы не получилось с этим обвинением, придумали бы другое. Я понимаю и разделяю ваше горе, но мы не можем объявить траур. И дать вам оплакать их я тоже не имею права, Совет разъяснил мне этот момент после вашего ухода. – Произнесено это было так, что королева невольно вскинулась, чтобы посмотреть на мужа – если завтра окажется, что советники в полном составе случайно оступились на лестнице и массово переломали шеи, она вряд ли так сильно удивится. – Вы дали им почетную и безболезненную смерть, пощадили родных, не возлагайте на себя всю тяжесть произошедшего, они были обречены с того момента, когда доверились Совету.

- Зачем вы делаете это? Ведь я виновата перед вами и признаю это.

- Вы виноваты в недостаточном доверии мне. Но я и сам принимал тот же отвар, не ставя вас в известность. У каждого из нас были свои причины молчать. Мы оба за это поплатились, и всё же ваша плата несоизмеримо больше. Я не хочу, чтобы вы терзали себя чувством вины, она бывает чудовищно разрушительной. Нам же сейчас нужны будут все силы, чтобы выстоять в войне.

Правда, желание поддержать и даже доля лести переплелись в его словах так тесно, что, даже зная о них, Тамила кивнула:

- Я помогу вам в любом случае, но всё же кое о чем попрошу. – Он вопросительно вскинул бровь, готовясь выслушать просьбу. – Когда станет известно, кто убедил леди Митру открыться Совету, я хочу, чтобы отдали его мне.

Её голос всё ещё звучал тихо, чуть хрипловато и почти нежно, но король сразу понял, о чем она говорит. И, к удивлению, Тамилы, нахмурился, качнув головой.

- Я понимаю, что вы хотите отомстить, но, вместе с тем, знаю - легче вам от этого не станет. Потому не буду ни обещать, ни отказывать сразу, давайте вернемся к этому разговору, когда отыщем предателя.

Тамила сомневалась, что даже за сотню лет желание восстановить справедливость станет меньше, и всё же согласилась. Он не отказал, она же не обещала, что передумает.

И послушно подвинулась ближе, когда муж приглашающе поднял руку, чтобы ей было удобнее спать. Это было так странно – они так же ложатся спать, так же говорят перед сном, будто не было пережитого ужаса и судилища. Будто те, чьи тела на заре предадут огню, живы и здоровы. Неправильно и несправедливо, что жизнь продолжается без них ровно так же, как ещё вчера. Всего и разницы, что ледяная дыра в груди, которая ещё долго не сомкнется и не оттает, но кто поверит, что под маской королевы скрываются настоящие чувства. То, что она никому не дозволяла видеть, и чему свидетелем стал он.

Мысли были тяжелыми и горькими, потому и сон не шел. Тамила понимала, что жажда мести плохой советчик, и всё же не могла не стремиться утолить её. Пусть и знала, что их этим не вернуть. Да и станет ли её боль от этого меньше, тоже большой вопрос…

Потому и старательно изображала сон, лежа в темноте и касаясь щекой его плеча. И точно так же знала, что Итар тоже не спит. Не по дыханию – то было ровным и неторопливым, как, впрочем, и её собственное, просто чувствовала. А может, подспудно ожидала и боялась, что, стоит ей уснуть, он уйдет. Тамила давно не боялась темноты и ночных кошмаров, слишком хорошо знакомая с кошмарами наяву, которые куда как страшнее, но сегодня ей отчаянно хотелось ощущать рядом живое тепло.

- Спи, я останусь с тобой.

Тамила вздрогнула, тут же выдав своё бодрствование. Как он понял, что этого она и боится? Спрашивать вслух она не стала, посчитав, что это неуместно, но постепенно успокоилась, чувствуя, как тяжелеют веки.

Она не боялась осуждения или презрения фрейлин, более того, с какой-то болезненной страстью ждала чего-то подобного. Чтобы убедиться в неправильности произошедшего, в том, что придворным не наплевать на ушедших, но получила только во сто крат усилившееся раболепие. Если раньше королева была важной, но все же привычной декорацией дворца, то теперь её одобрения искали и желали. Видимо, разошедшиеся среди знати слухи столь леденили души, что многие решили ещё раз подчеркнуть свою верность короне.

Отсутствие траура по молочной матери правительницы тоже о многом сказало заинтересованным, и сплетники рисковали заработать себе трудовую мозоль, строя предположения о такой немилости. О том, что имело место предательство, Совет решил не распространяться. Вот если бы подозрения подтвердились, и появилась возможность прижать королевскую чету, тогда слухи об этом мгновенно облетели бы столицу. А так получается, что короля с супругой оболгали те, кто клялся в вечной верности. Прискорбно, но если о каждом подобном случае извещать народ, население взбунтуется уже через полгода, требуя перебить всех, кто окружает правителей. Во избежание, так сказать.

Совет, как ни странно, выжил. Видимо, у короля Итара оказалась железная сила воли и неистощимое терпение. Но испытывать его на прочность советники больше не решались, потому, несмотря на некоторую нервозность подготовки визита правителя соседней державы, двор в целом производил впечатление спокойствия и размеренности бытия. С Тамилой никто не заводил разговор о казненных, их имена вообще никем не упоминались, но боязливое любопытство во взглядах оставляло почти ощутимый липкий след на коже.

Отношения с мужем остались вполне теплыми и дружественными, но… За прошедшие девять дней он ни разу не пришел на её ложе. Поначалу, когда Тамила вечером не могла уснуть, давясь воздухом в попытках сдержать сухие рыдания, супруг садился рядом, молча гладил по голове и укачивал, как ребенка, но ничего более интимного себе не позволял. Потом и вовсе ограничивался лишь пожеланием спокойной ночи и целомудренным поцелуем в лоб. Тамиле было нелегко признаться в этом даже самой себе, но ей не хватало и его объятий, и их разговоров, и звука его сонного дыхания в темноте. Но заговаривать об этом с мужем она не решалась, не разобравшись прежде с собственными мыслями и желаниями. Да и время было совершенно неподходящим, королева знала, что не увеселения и придворные красавицы виной тому, что её супруг приходит в свои покои поздно и совершенно измотанным.

Фрейлины же так старались проявить любовь и внимание к госпоже, но добились лишь усиления головной боли, отчего королева пребывала в дурном расположении духа, чем только сильнее тревожила дам и побуждала к новым свершениям в деле проявления верноподданических чувств. Поняв, что этот порочный круг придется как-то разрывать, Тамила пожелала переговорить с управляющим, чем вряд ли порадовала последнего. Столь частые встречи были не совсем привычным делом, потому на фоне последних событий заставляли почтенного лорда нервничать и отчаянно потеть. Даже заверения королевы, что у неё нет ни претензий, ни личных рекомендаций, слабо утешали.

- Я всецело доверяю вашему опыту, и лишь обязанности хозяйки дворца вынуждают проявлять любопытство, - Тамила прошла к столу, на который слуги с величайшим почтением возложили расходные книги. Обложки из темной тисненной кожи скрывали толстые недра, наполненные мелкими записями.