– Твои прикосновения всегда так легки… нежны. Я думала, что, когда мы останемся… наедине, как сейчас, ты будешь более настойчивым, жестким.

Рат уставился на нее с откровенным недоумением.

– Откуда такие мысли?

– Ты же повеса, вот я и думала, что такие, как ты, думают только о себе, а на леди им наплевать.

– Ты не перестаешь меня удивлять! Ожидая от меня такого поведения, все равно захотела лечь со мной в постель?

– Признаюсь честно, я не знала, чего ждать, но мне очень нравится то, что ты делаешь со мной. Твои прикосновения вызывают во мне удивительные ощущения.

Рат поцеловал ее и прошептал:

– Ты права: распутники могут быть настойчивыми, возможно – бессердечными, но не жестокими.

– И я счастлива, что это так.

Марлена плыла на волнах наслаждения, купалась в томительной неге удовольствия, а почувствовав на себе тяжесть его тела, задрожала, желание захлестнуло ее.

Он овладел ею с такой нежностью, что она была потрясена до глубины души. Его движения были медленными, чувственными, осторожными. Он целовал и ласкал ее тело, каждый его дюйм, и Марлена почувствовала, как в ней накапливается нечто странное, но удивительно приятное. Это нечто зародилось в нижней части живота и между ног и постепенно разлилось по всему телу. Ее бедра словно сами по себе стали двигаться ему навстречу, сразу уловив ритм. Он не останавливался, и Марлена тихо стонала, наслаждаясь происходящим чудом. Она была не в силах осознать, что с ней произошло, да и не желала этого. Когда ощущения стали слабеть, она удовлетворенно вздохнула и всем телом прижалась к нему, любимому, и почувствовала себя абсолютно счастливой.

Они долго лежали так: без движения, обнявшись. Марлена была слишком переполнена эмоциями, чтобы думать о будущем. Что ей делать теперь, лишившись невинности? Она медленно покачала головой. Невинность? Какой смысл обманывать саму себя? Она лишилась ее уже давно, когда взяла псевдоним мисс Труф.

Рат удивленно взглянул на нее.

– Кажется, я слышал смех?

Как же он хорош: невероятно, неправдоподобно, – даже со спутавшимися волосами и каплями пота на лбу.

– Возможно. Видимо, это был момент, когда я говорила себе, что о завтрашнем дне подумаю завтра.

– Ну уж нет, – возразил Рат и нежно поцеловал ее в губы. – Давай поговорим об этом сегодня, прямо сейчас. Для начала позволь сообщить, что я больше не желаю быть твоим опекуном.

Марлена почувствовала комок в горле. Эти слова хоть и стали для нее шоком, но она его поняла: теперь он действительно не мог оставаться ее опекуном.

– Но ты же никогда и не горел желанием им оставаться. Разве не так?

Рат убрал с ее лица непокорную прядь и нежно улыбнулся:

– Нет. Я подумал и решил, что мне больше нравится называться мужем.

Марлена вздрогнула:

– Шутить изволите, ваша светлость?

– В постели я не «ваша светлость», Марлена. И да, я улыбаюсь, но при этом совершенно серьезен. Я хочу, чтобы ты стала моей женой, и сегодня позволил себе лечь с тобой в постель только по одной причине: не желаю, чтобы ты искала себе мужа. Ты единственная, на ком я готов жениться.

Марлена, не в силах пошевелиться, не могла отвести глаз от его лица, но это не помешало ей почувствовать болезненный укол в самое сердце. Неужели он действительно произнес те самые слова, которые ей больше всего на свете хотелось услышать, признание, на которое она не могла ответить?

– Я не ожидал от тебя молчания, – произнес Рат, явно обескураженный.

– А я не ожидала от тебя предложения, – ответила Марлена и отвела глаза. – Я не могу выйти за тебя замуж.

Он нежно, но твердо повернул ее голову к себе.

– Ладно. Наверное, я не с того начал. Прежде всего я должен был сказать, что люблю тебя, Марлена. Да, это так. И еще, как выяснилось, я чертовски ревнив. Не желаю, чтобы другие джентльмены танцевали с тобой, приносили тебе шампанское, но пока был вынужден это терпеть. Впервые увидев тебя, я понял, что не смогу относиться к тебе как к другим женщинам, но упрямо не желал в это верить. Я и сейчас не верю, что ты безраздельно завладела моим сердцем.

Ей очень хотелось уткнуться лицом ему в грудь и признаться во всем, надеясь на прощение: она даже была готова умолять его о прощении, – но вина перед ним не позволяла посмотреть ему в глаза, и она не желала, чтобы он об этом узнал.

– Не говори больше ничего, прошу тебя, – выдавила она с трудом, чувствуя, как усиливается боль в сердце.

Она попыталась встать, но герцог удержал ее, поэтому просто отвернулась.

– Посмотри на меня, Марлена.

Это было трудно, но она справилась. Он сказал, что любит ее, хочет на ней жениться. Она должна чувствовать себя самой счастливой на свете, но вместо этого ощущала, как сердце ее разрывается на части.

– Я бы не просил тебя стать моей женой, если бы не любил и не хотел с тобой идти по жизни рука об руку. Я люблю тебя, и когда мы были там, внизу, колебался вовсе не потому, что не был уверен в своих чувствах.

Марлена почувствовала, как к глазам подступили слезы, и собрала волю в кулак, не давая им пролиться, потому что категорически не желала, чтобы Рат увидел ее плачущей. Кузены всегда говорили о ней: «Она, может, и плачет, но никто этого никогда не видел».

– Прошу тебя, ничего больше не говори: я не могу выйти за тебя замуж, – повторила Марлена и до боли закусила губу.

– Но ведь ты же любишь меня, я знаю! – в отчаянии воскликнул Рат.

– Да, люблю больше жизни, но ты совсем меня не знаешь.

Рат усмехнулся.

– Ты тоже не все обо мне знаешь, и слава богу.

– А я не смогу с тобой жить, если между нами не будет полного доверия. Я же не могу открыть тебе свою тайну, потому что она принадлежит не только мне.

– Тебе и не придется. – Рат помолчал, пристально глядя ей в глаза, полные слез, и вдруг сказал: – Я и так знаю, кто такая мисс Гонора Труф.

В спальне воцарилась тревожная тишина. Марлена молча смотрела в глаза любимому мужчине и была спокойнее, чем он ожидал. Ему казалось, что его признание вызовет больше эмоций.

Рат понимал, почему она не согласилась принять его предложение. Этого следовало ожидать. Как и она, он тоже не смог бы жить без полного доверия, поэтому и признался, что ему все известно.

– Как ты узнал? – спросила она наконец.

– Скажу честно, у меня были подозрения с самого начала, но окончательно я убедился в своей правоте в тот день, когда миссис Абернати увидела мышь.