В 1920–1922 годах, по утверждению исследователя биографии Ю. Дойкова, А.А. Васильев предпринял попытку восстановить в Константинополе Русский археологический институт, закончившуюся неудачей.

Деятельность РАИК была прервана началом Первой мировой войны. В конце 1914 года имущество института и музея, за исключением вывезенных ранее части архива и ряда предметов, турецкое правительство конфисковало и передало в стамбульские музеи. В мае 1920 года институт был упразднен официально.

За время своего существования институт собрал уникальную библиотеку, в которой, помимо монет, украшений, других исторических ценностей, насчитывалось более сорока тысяч уникальных рукописных материалов, манускриптов, книг по византийскому искусству, истории и культуре Византии, народов Средней Азии, культуре Крыма, Кавказа.

После закрытия РАИК сотрудникам пришлось срочно эвакуироваться из Константинополя. Многие из учетных документов пропали. До настоящего времени судьба библиотеки РАИК остается тайной. Выдвигаются разные версии. По одной из них, редкие книги были вывезены пароходом в Одессу и исчезли где-то в пути. Другие утверждают, что это собрание до сих пор находится в Стамбуле и составляет бесценную часть чьих-то частных коллекций. Еще кто-то пытается обвинить ученых РАИК, которые в суматохе бегства увезли ее с собой в Москву и Петербург.

Перед началом Второй мировой войны Советский Союз попробовал вернуть часть библиотеки, которая осталась в Стамбуле после закрытия РАИК, однако это предприятие по разным причинам не имело успеха.

В начале XXI века в средствах массовой информации появились сообщения, что уникальные книги из библиотеки бывшего Русского археологического института в Константинополе начали «выходить из тени» антикварных лавок и частных коллекций. В частности, находящаяся в учетных списках библиотеки древнейшая копия работ Архимеда появилась на аукционе Cristis…

Очевидно, для Успенского закрытие РАИК — его детища, дела всей жизни — было соизмеримо с крахом надежд на будущее. Однако, похоже, Федор Иванович не думал опускать руки, потому что не прошло и года после закрытия научного заведения, как весной 1915 года Успенский составил докладную записку о Вселенском патриархате и храме Святой Софии, в которой предлагал, чтобы после завоевания Россией Константинополя первая литургия в Великом Святом храме была отслужена русскими.

Что это? Вечно живые «греческие мечтания»?.. Вполне возможно, что так мог рассуждать в нем маститый ученый-византинист. Но Успенский был к тому же политиком и прекрасно был осведомлен не только о событиях, происходящих в России, но и трезво оценивал расклад сил заинтересованных государств на международной арене, включая их влияние на Турцию накануне и с началом Первой мировой войны.

Федор Иванович не испытывал особых иллюзий по поводу превращения Константинополя в неотъемлемую часть Российского государства, что подтверждается фактами его последующей, после работы в Константинополе, биографии. Успенский, «обросший» связями за столь длительное пребывание в турецкой столице, мог без проблем остаться в Стамбуле после большевистской революции в России, однако он возвратился в Советскую Россию и в 1925 году стал академиком Российской академии наук, впоследствии — Академии наук СССР. Умер Федор Иванович в 1928 году в Ленинграде (Санкт-Петербурге) в возрасте восьмидесяти трех лет, уважаемым и почитаемым на родине ученым-византинистом.

Подводить итоги своей научной деятельности Успенский начал заранее, словно предвидя кардинальность грядущих перемен в своей жизни. В 1912 году, еще находясь в Константинополе, он написал предисловие к основному труду своей жизни — «Истории Византийской империи». Редко встречается авторское вступление к собственной книге, которое бы начиналось со слов: «Я весьма сожалению…» Таким его сделал Успенский. Этим горьким оттенком «сожаления» проникнут весь текст короткого предисловия. И хотя автор пытался соотнести свое настроение с якобы запоздалым решением об издании книги и своим собственным почтенным возрастом, ощущается, что его «печаль о несбывшемся» и сомнения гораздо глубже и касаются его собственной судьбы…

Труд всей своей жизни Федор Успенский начал так: «Я весьма сожалею, что поздно приступил к печатанию работы, которую задумал не менее 25 лет назад. Часто возникает сомнение, удастся ли довести дело до конца, так как приближаюсь к пределу жизни…» И это в шестьдесят семь лет говорил преуспевающий, известный, уважаемый не только в научном мире, но и среди политической элиты человек?… А может, на самом деле он чувствовал горечь поражения оттого, что «ни один из славянских государей не совладал с заманчивой мыслью основать в Европе империю на месте Греко-Византийской»?.. Ведь Успенский был уверен, изучив, за годы продолжительного пребывания в Константинополе историю и современность стран Малой Азии, Сирии и Палестины, что «константинопольская империя, так и заменившая ее турецкая, главными своими материальными силами (военными людьми и доходами) обязана Востоку и всегда зависела от преданности восточных провинций…»

Наверное, Федор Иванович имел не только право, но и был обязан поделиться своими выводами: ведь он состоял на службе государства. «С 1895 г. живя в Константинополе, — писал он, — я имел случай изучать людей, предками которых создавалась история Византии, непосредственно знакомиться с памятниками и вникнуть в психологию константинопольского патриархата, который во многом несет ответственность за то, что большинство подчиненных культурному влиянию Византии народностей доселе находится в столь жалком положении…»

Очевидно, произошла переоценка ценностей Успенского-ученого и в отношении константинопольского патриархата того времени. «Так как духовенство и монашество всегда занимали первенствующее место в истории Византии, — писал он, — то, конечно, немаловажное значение имеет то обстоятельство, в каком освещении излагать церковные дела. Может быть, не живя столько времени среди греков и не изучая непосредственно жизнь патриархата, было бы невозможно и мне отрешиться от теоретических построений и фикций, которыми нас так обильно наделяют в школе…»

С горечью Успенский констатировал поражение российских политиков в «восточном вопросе», при этом, определяя причины неудач, он также бросает укор константинопольскому патриархату, не справившемуся с возлагаемыми на него надеждами. «Между тем реальный взгляд на вселенский патриархат, бросающий отлучения на славянские народы, нарушающие его филетическую политику, — отмечал ученый, — в высшей степени благовременно установить нам как для русской церковной политики, так и для нашего народного самоопределения, хотя бы ввиду того соображения, что не за горами тот момент, когда он политическим ходом вещей и успехами католической и протестантской пропаганды будет доведен до положения александрийского или иерусалимского патриархата, т. е. когда потеряет почти весь Балканский полуостров и значительную часть восточных кафедр…» Как же был прав прозорливый Успенский и как жаль, что к его соображениям вовремя не прислушались «сильные мира сего»!.. В результате начинаем восстанавливать, зачастую строить заново то, что могло быть не разрушено… Не было услышано предупреждение ученого-политика Успенского: «Урок истории должен быть строго проверен и взвешен теми, кто в настоящее время ожидает дележа наследства после «опасно больного» на Босфоре…»