После перерыва безумной экспедиции в Гондурас Кортес снова стал хозяином Новой Испании. Но со стороны Кастилии ветер уже нагонял тучи, заволакивавшие мексиканский небосвод. В порту Веракруса бросил якорь корабль, доставивший следователя с поручением отстранить Кортеса. В несколько дней ситуация коренным образом изменилась, и вместо толпы сторонников и приближенных вокруг губернатора снова оказалась пустота. Давление нарастало. В этом возвращении из Лас-Гибуэрас, как в карикатуре, отразилась химера власти: интриги, вызов, клевета переплетались с завистью, ненавистью и жаждой реванша. Желал ли Кортес продолжать борьбу? Оставались ли у него силы? Да и можно ли было вырваться из железной хватки Старой Испании?

Непостоянство власти

Возвратясь в Мехико, Кортес вскрыл свою почту. Для него было два письма от Карла V, которые, по всей видимости, дожидались его уже давно, так как были подписаны в Толедо еще в ноябре 1525 года. В них король довольно сухо подтверждал получение его четвертой реляции и знаменитого прямого и открытого письма от 15 октября прошлого, 1524 года. Кортес, конечно, не ждал, что Карл напишет ему, мол, вы были правы, а я заблуждался. Король объявлял о начале расследования действий конкистадора и скором прибытии «судьи на постоянное жительство» в лице Луиса Понса де Леона. Учреждение института juicio de residencia, которое некоторые историки считают здравой мерой хорошего управления, в действительности оказалось достойной сожаления попыткой прикрыть фиговым листком псевдозаконности самоуправство и произвол и протолкнуть решения, спущенные сверху из альковов и приемных королевского дворца.

Отрицательный образ juicio de residencia дополняло их пристрастие к инквизиторским процессам. По сути дела, эти судьи представляли собой гражданский вариант инквизиции. Они поощряли доносительство, прибегали к ложным обвинениям и практиковали конфискацию имущества осужденных. Карл V показал себя великим мастером судебных расследований. Принцип простой, но действенный: я тебя назначаю на должность, ты богатеешь, я тебя отдаю под суд, снимаю с должности, забираю все нажитое имущество, нахожу новую жертву, и история повторяется. Казна полна, и все это без особых усилий, без жары и москитов тропиков!

Конечно, Карл V пытался действовать осторожно и потрудился над формулировками: «Как вы сами увидите, означенный Луис Понс де Леон не знает ничего об этих краях, равно как и не имеет понятия, что делать там надлежит… Полезно будет вам наставлять его, как сией землей управлять наилучшим образом следует».[190] Но Кортес не вчера родился и понимал, что это означало. Впрочем, план короля раскрывало второе письмо: Кортес отзывался в Кастилию, поскольку император хотел лично обсудить с ним вопросы Новой Испании. Эрнан понял, что, как только покинет Мехико, он будет лишен всех своих постов.

Но времени на размышления уже почти не оставалось. 23 июня Понс де Леон сошел на пристань Веракруса. Эрнан разыграл спектакль и радушно принял «справедливого судью, советы которого пойдут ему только на благо». Он распорядился оказать почести Понсу и дать эскорт в парадном облачении, который должен был сопровождать того до самого Мехико. Официально Кортес объяснил, что судья прибыл наказать Салазара и Чириноса и восстановить справедливость в отношении индейцев, пострадавших от злоупотреблений. Эстрада и Альборнос забеспокоились. Все, казалось бы, протекало по сценарию, который они сами изложили в своем письме секретным шифром, переданным им королевским секретарем Франсиско де лос Кобосом специально для сочинения тайных доносов. Они должны были разделаться с покорителем Мексики и продолжить свои злодеяния уже под прикрытием закона. Но от Кортеса всего можно ожидать. Он непредсказуем.

Ни Кортес, ни Эстрада не ошиблись в своих опасениях. 4 июля 1526 года, через два дня после прибытия, Луис Понс де Леон забрал у Кортеса судейские жезлы, принадлежавшие тому как верховному судье – justicia mayor – Новой Испании, но этим не ограничился и снял Эрнана с поста губернатора, по официальному объяснению – ради возможности беспрепятственно проводить судебное расследование манеры конкистадора служить королю. Кортес получил отставку.

Можно ли даже предположить, чтобы этот человек, превзойдя столько преград на пути к своей цели, позволил бы лишить себя власти, к которой вернулся всего неделю назад? Эрнан колебался, оставлял власть и даже сбежал в Гондурас, но теперь, когда он принял решение, уже просто не мог отступить.

Судья Понс де Леон неожиданно занемог. Кортес объяснил недуг переменой высот и усталостью после трудного путешествия и обеспечил больному комфортные условия. Свита судьи также испытывала трудности с адаптацией к местному климату. Тошнота, жар, угнетенное состояние духа. Загадочная эпидемия косила приближенных судьи. Понс де Леон преставился 20 июля. Титул губернатора Новой Испании не пошел старику на пользу. По странному совпадению вместе с ним на тот свет отправилось более тридцати его сторонников. Судья, назначенный де-юре, устранился де-факто. Кортес вернул себе титул и отдалил опасность расследования.

Но перед смертью Понс де Леон успел объявить свою последнюю волю, и 16 июля он передал свои полномочия некоему Маркосу де Агилару. Муниципальный совет Мехико не признал Агилара и обратился к Кортесу с просьбой взять управление в свои руки. Тот медлил с ответом, но в конце концов уступил просьбам и снова стал губернатором, оставив судебные функции Агилару, которого назначил 1 августа верховным судьей.

Кортес даже под давлением держал свою линию и превосходно справлялся со своими функциями. В частности, он издал указы о хорошем обращении с индейцами и торжественно подтвердил принципы, установленные в 1524 году, еще сильнее ужесточив ограничения, налагаемые на кастильцев. Кортес настаивал на неприкосновенности индейских территорий, ограничивал на них свободу передвижения испанцев и запрещал коммерциализацию маиса, который оставался индейской пищевой культурой и должен был находиться в руках коренного населения. Кортес шел на риск и управлял, исходя не из того, что было более выгодно в сложившейся обстановке, а из своих убеждений. В августе 1526 года он считал, что враги еще могут остановить задуманный им процесс колонизации. Надо признать, что образ королевской власти, созданный ее представителями, был малопривлекателен. Тот самый Агилар, навязанный Понсом де Леон при сомнительных обстоятельствах, был больным стариком, страдавшим застарелым сифилисом в последней стадии. Из страха быть отравленным он питался исключительно молоком женщины![191] Но как инквизитор Индий он обладал некоторой властью. Кортес все же надеялся, что Агилар – это еще не Испания и мексиканцев могут уважать такими, какие они есть. Но он ошибался.

Агилар надоедал приступами гнева и капризами. Подталкиваемый противниками Кортеса, которые уже видели себя вырезанными индейцами, если только не победит группировка королевских чиновников,[192] он требовал себе полных полномочий. Осторожный Альборнос предпочел уехать из Мехико и вернуться в Кастилию. В этот момент Кортес мог одним ударом разрубить пуповину, связывавшую его с Испанией. Провозгласи он отделение в то лето 1526 года, Мексика никогда бы не стала испанской колонией. Погрязший в войнах с Францией и обуреваемый желанием заставить папу благословить его на троне Священной Римской империи, Карл V не имел средств на войну с Кортесом. Правитель Новой Испании, несомненно, думал об этом. Его обвиняли в ведении тайных переговоров с Францией о защите в случае разрыва с Испанией. Это невозможно проверить, но предположение вполне правдоподобно.