На следующий день шел дождь. Осенний, противный, липнувший ледяной влагой к рукам, лицу, волосам. А Андрей даже был этому рад. Ни к чему ему солнце именно там – у них. Он постоял на коленях перед грудой цветов, которые меняли каждый день. Тяжело поднялся. Не отряхивая запачкавшихся брюк, медленно пошел к выходу. К машине. Васильев с кем-то говорил по телефону, стоял с непокрытой головой, без зонта. Почему-то этот факт его очень тронул. Не бережется. Сопереживает.

– Что? – спросил Андрей, поравнявшись с ним.

– Все в порядке. – Васильев убрал телефон в карман легкой кожаной куртки. – Он вчера во всем признался. Все подписал. И даже попросил прощения на камеру. Вчера…

– А сегодня? – Иванов поднял тяжелый подбородок к небу, подставив лицо ледяной влаге. – А сегодня он умер?

– Так точно.

– Вот и ладно. Так и запишем: не дожил до суда по причине остановки дыхания. – Удовлетворенная улыбка слегка коснулась его рта. Он взялся за ручку дверцы. – Ты вот что, Васильев, отыщи-ка мне парня. Этого, садовника.

– Игнатьева Егора?

– Да.

– Но, Андрей Сергеевич, парень оправдан по всем статьям и…

– Не бойся, Васильев, – хмыкнул Андрей, захлопывая дверь. – Жить он будет. Но работать отныне станет только на меня. Не пропадать же таким мозгам. Скатится в какую-нибудь криминальную яму, откуда уже не выбраться ему никогда. Да и Света моя… За что-то она его полюбила. Решимости ей не хватило, да. Но полюбила она его всем сердцем, раз решилась пойти против меня и моей воли. Так что… Пусть он будет рядом…

Конец.