— Заходите к нам еще!

Иезуиты вышли из аптеки в морозный день.

— Итак, отец, вы сегодня мерзли не зряшно.

— В отличие от двух предыдущих дней. — Отец Робер пнул ногою подвернувшуюся льдинку. — Мне удалось присутствовать при беседе заговорщиков в ресторане. Похоже, худо оборотилось добром. Вместо молодого и благочестивого Императора сел вздорный и непредсказуемый. Сие, конечно, может дурно отразиться на успехе нашей миссии. Но вот для наших друзей, а в конечном счете — и для всего христианского мира, мы можем, как это русские говорят, увидеть бочку меда помимо ложки дегтя. Они деморализованы быстрой повсеместной присягой в столице. Едва ли теперь вспыхнет мятеж.

— Русские иначе говорят насчет бочки и ложки. Пословицы трудны для понимания. Ну да не в том суть.

— Вот напасть, куда теперь девать эти дурацкие пилюли. — Отец Робер пытался на ходу упихнуть изящный сверточек в карман.

— В пансионе пригодятся кому-нибудь, — отмахнулся аббат Морван.

— Трачу какую-то пропасть денег, половину зряшно, — продолжал досадовать другой иезуит. — Ну, для чего эта ваша причуда — чтоб брать в ресторане непременно самые дорогие блюда?

— А для того, что в сыске подозревают как раз тех, кто заказывает скромные кушанья, — серьезно возразил аббат Морван. — В кутиле никто не заподозрит шпиона. Забудьте об этих тратах, отец. Там, откуда взяты деньги, их еще не меряно. Но, возвращаясь к нашим баранам…

— Ревенируя к нашим мутонам, — произнес аббат Сеше по-русски.

Оба рассмеялись. Это было старое школярское развлечение — запихивать лексику родного языка в грамматические формы изучаемого.

— Что еще? — посерьезнел Морван.

— Еще немало. Почти наверное я понял, что меж собою они не стыдятся совершённого убийства.

— Все ж-таки убийство? — аббат Морван стиснул зубы.

— Да.

— Не знаю, бить ли отбой. Об этом посоветуется с русскими нашими друзьями. У меня так на сердце неспокойно. В столице — масон высочайших посвящений. Зачем? Чтобы так вдруг да отказались враги от смуты? Нет, не верю.

Веселый зимний Невский проспект тек мимо них нарядною, зимней, бурною рекой. Тяжелозвонко скакали породистые лошади, трусили наемные работяги. Цвели северными розами девичьи разрумянившиеся щеки в овальном обрамлении разноцветных капоров, нестерпимо ярко сверкал на солнце лед. Круглые афишные тумбы, косо нахлобучившие свои снежные шапки, сулили театралам встречу с Колосовой. Откуда-то тянуло горячим хлебным духом.

— Каждый раз поражаюсь, глядя на довольство мирной жизни, — вроде бы невпопад заговорил аббат Сеше. — Отчего люди не ценят каждого ее мгновения, не наслаждаются им во всей полноте? А ведь оное — карточный домик. Ткни перстом злой воли — развалится. И за хлебом будут стоять «хвосты», вместо римского права воцарится произвол, и страх выстудит каждый дом — не придут ли к тебе нынешней ночью, доживешь ли ты до утра?

— Нам легче сие понять, отец. Мы — дети руин. Русские знают о запустении и плясках смерти лишь по краткому году войны, мы же — по двум с лишком десятилетиям. А многого они еще не знают и вовсе. Они не знают, каково жить под властью безумия: десять лет — безумия хаотического, а еще десять — безумия упорядоченного. Вы же дивитесь их беспечности. Помните, в чем была в минувшем столетии главная победа князя тьмы?

— Ему никогда еще не удавалось убедить стольких в своем не существовании.

— А коли его нет, так и масоны — безобидные книгочеи. И никто не видит, что там, где они, рано или поздно вспыхивают революции. И льется кровь тех, кто помазан предстоять за свой народ пред престолом Всевышнего. Кровь Стюартов и кровь Бурбонов пролилась. Теперь им нужна кровь Романовых. Я знаю вашу превосходную память. Но все ж немедля направимся ко мне на квартиру, дабы вы поскорей смогли записать весь разговор. Быть может, в нем есть тонкости, о коих смогут лучше рассудить наши русские друзья.

— С Божьей помощью займемся этим. Но скажите мне, отец, нет ли возможности расставить ловушку на этого, приезжего? Неужто мы так его и упустим?

— Не хотелось бы… — в мрачной задумчивости проговорил аббат Морван. — Ну да один сюрприз для него у нас, пожалуй, припасен. Поглядим, как карта ляжет.

А молоденькая дочка аптекаря все вздыхала, протирая тонкое стекло, о любезном молодом красавце.

Далеко от столиц, в имении Груздево, привычный ритм жизни нарушился, поломался, как не вовсе остановившиеся, но не в лад побежавшие часы. Не ко времени распоряжались подавать обед, если вообще вспоминали об этом обеде, не спали ночами: кто просыпался к полудню, кто не ложился вовсе и бродил сомнамбулою с воспаленными сухими глазами.

— Ну что, Машенька, как сегодня Анюта? — тихо спросил Никита Васильевич Сирин, откладывая тетрадь и выходя из-за старомодной конторки навстречу вошедшей дочери.

— Не очень хорошо, папенька, — ответила девушка, опуская глаза.

— Оно и понятно — где сердцу жены выдержать такую тревогу? Я, старик, как-то нахожу себе дело. Надеюсь, сумел приучить и тебя к тому, что в жизни нашей семьи может случиться всякое. В любой час, в любой день. Аннушку же растили иначе. Постарайся, Маша, как-то приуготовить ее к дурным вестям.

— Над чем вы работали теперь, папенька? — сделав над собою усилие, спросила девушка. — Вы писали.

— Делал заметки о злочастной судьбе герцога Беррийского, — охотно заговорил старик. — Так, для себя да для вас. Известно ль тебе, Маша, что служил он предоблестно в нашей армии?

— Расскажите сначала, папенька, — слабо улыбнулась девушка. — С детских лет люблю слушать рассказы ваши из истории, пусть и невеселые.

— Герцог Беррийский — еще не история, Маша, — веско возразил дочери Сирин. — Он — еще не избытый наш сегодняшний день. Всего шесть лет будет в феврале со дня мученической его кончины. Но присядем тогда и повторим по порядку. Всегда повторяй все важное, всегда держи в голове, проверяй себя, как учитель проверяет дитя. Не верь архивам и бумагам — сколько их кануло в огне в минувшие годы! Мы живы единственно памятью. Итак, когда родился Карл-Фердинанд?

— Карл-Фердинанд, младший сын графа Карла д'Артуа, родился в 1778 году. Совсем ребенком застал он кровавый террор революции. К счастью христианского мира вывезен был он тогда из Франции. Юношей воевал с узурпатором, но я не знала, что в нашей армии.

— Я об том подробно пишу. После прочтешь. — Никита Васильевич встал с оттоманки, подошел к окну и некоторое время простоял, глядя, как северный ветер швыряет в стекла последние листья — бурые и прелые. При северном ветре всегда разгуливался рюматизм, боли в костях давно уж вошли в привычку. Проклятая старость, зачем ты нужна, зачем коптишь небо, когда гибнут молодые! Кабы перемениться нам местами, Алеша! Нельзя о том думать, все тяготы еще впереди. — Итак, 16 апреля по грегорианскому календарю Карл-Фердинанд сочетался браком с Марией-Каролиной Неаполитанской. Счастливый брак, но краткий, словно мгновение! Четыре неполных года, за которые не было рождено сыновей… В тринадцатый день февраля, когда герцог шел к своему экипажу, на него на глазах у супруги бросился с ножом убийца Ловель. Обычно говорят — нанес смертельные раны. Но ведь ты должна помнить, как все было на самом деле.