Если бы я не видел его раньше, я бы все равно понял, что он, должно быть, не только Визирь, но также и Верховный Жрец. Потому что он вошел так уверенно, словно был великим иноземным Принцем. Я — наравне с Фараоном наделенный дыханием, которое, возможно, дается лишь птицам, я хочу сказать, что наши крылья, будь они у нас, вздрагивали бы от легчайшего ветерка, — знал, что плохое настроение моего Повелителя так же надежно, как дверные петли.

Верховный Жрец миновал меня, как Царская лодка. Точно я был жалким папирусным плотом, качавшимся на поднятых ею волнах. Он не был крупным человеком, но его огромная голова с обритым черепом, умащенным маслом, сразу приковала мое внимание своим блеском. На нем была короткая юбка, не прикрывавшая его тяжелые бедра, а плечи покрывала непривычно широкая накидка, какие, как я вскоре узнал — так как первым приветствием моей матери Верховному Жрецу был вопрос о ней, — жрецы древности надевали в редких случаях. Это заставило меня испытать еще больший благоговейный страх перед ним.

«Возможно, для тебя еще осталось мясо зверя», — сказал наш Фараон.

«Я уже отужинал, — ответил Хемуш своим медленным, низким голосом. Затем он добавил: — Я не соблюдаю Ночь Свиньи».

Птахнемхотеп сказал: «Давайте помолимся, чтобы никакие Боги не были оскорблены подобным уклонением».

«Я не рассматриваю свое воздержание как оскорбление какому-либо Богу. — Его поведение предполагало способность уничтожить кощунство правильными движениями своего голоса, и, как будто для того, чтобы показать свое неудовольствие, он не сел, когда Фараон указал ему на место за столом, но вместо этого сказал своим низким голосом: — Я хотел бы просить внимания Твоего Уха».

«Сегодня — Ночь Свиньи. Ты можешь говорить перед всеми нами».

Хемуш вновь промолчал.

«Наш маленький праздник изменил свое течение, — сказал Фараон, — из-за твоего настоятельного желания прийти. Однако ты не желаешь сесть с нами. Таким образом ты хочешь Мне что-то сказать, и это скверно. Я наслаждался праздничным вечером. Часто ли ты видишь Меня веселым? Нет, в этом ты можешь со Мной согласиться. А от этого страдают люди Египта, не так ли? Ибо люди могут играть лишь тогда, когда веселы Боги. Ты знаешь это?»

Хемуш кивнул, но было видно, что его терпение на исходе.

«Скажи Мне, Царь Библа убил египетских посланников, которых задержал?»

«Нет, — сказал Верховный Жрец, — я пришел говорить не о Царе Библа».

«И не о Принце Элама, приказавшем посадить в тюрьму вождя, назначение которого отвечало нашим интересам?» «Нет, не о нем», — сказал Хемуш.

«Тогда Я спрошу тебя, Хемуш: какие новые и несчастливые события требуют Нашего внимания?»

«Только что ко мне приходил Главный Писец из управления Визиря в Мемфисе с посланием от Главного Писца в Фивах. Оно прибыло с гонцом этим вечером. В нем мне сообщается, что два дня назад ремесленники, обрабатывающие металл, и плотники фиванско-го Города мертвых прекратили работу».

«Два дня назад. Почему тогда это не могло подождать до утра?»

Тогда как другие от этого упрека пали бы на колени или даже семь раз коснулись головой пола, Хемуш всего лишь поджал губы. «Божественные-Два-Дома, — сказал он, — я пришел к Тебе этой ночью, поскольку положение затруднительное, а завтра я очень занят Нам следует обсудить его сейчас».

«Да, — сказал Птахнемхотеп, — ты выбрал единственно возможный момент». Ему был приятен издевательский взгляд, которым моя мать поддержала Его замечание.

«Можно сказать, — заявил Хемуш, — что к этим рабочим относились заботливо. На протяжении двух месяцев им не давали никакой тяжелой работы. Однако за эти семьдесят дней легкого труда им было выписано обычное количество еды. И все же, несмотря на нашу щедрость, они перестали работать».

«Хемуш, им действительно выдавали еду или просто засчитывали?»

«Оплата была начислена, но произошла задержка. Боюсь, что на протяжении всего Фаменота на неделю опаздывали с доставкой зерна. Весь Фармути масло и пиво доставляли, но, к сожалению, не зерно. — Он помолчал. — К тому же — нехватка бобов. Затем пришлось выдавать лишь полнормы рыбы. И они перестали работать».

«Как могли твои чиновники допустить такие низкие нормы?» — спросил Птахнемхотеп.

Теперь, похоже, у Хемуша действительно обнаружились серьезные причины остаться наедине с Фараоном. «Начальником ремесленников, обрабатывающих металл, и плотников в Городе мертвых в Фивах, — сказал он, — является Намшем. Он был выбран Тобой. Если Ты припоминаешь, Великие-Два-Дома, я просил Тебя не назначать наших мелких чиновников. Добрые чувства Твоей Божественной натуры позволяют Тебе видеть одаренность в наших людях быстрее, чем их лживость. Намшем задолжал более чем достаточному числу игроков и сводников. И вот он продал пятьдесят мешков зерна, принадлежавших рабочим Города мертвых, и многое другое. Когда на этой неделе они не получили положенного количества еды, они прекратили работу».

«Выдели им еду, — сказал Птахнемхотеп, — из запасов своего храма».

Хемуш покачал головой. «Боюсь, — сказал он наконец, — это немудрое решение».

«В прошлом году из Царской Сокровищницы в Храм Амона пошло сто восемьдесят пять тысяч мешков зерна, — ответил Птахнемхотеп. — Отчего ты жалеешь пятьдесят мешков для этих рабочих?»

«Им хорошо платят, — сказал Хемуш. — А моим жрецам — нет». Птахнемхотеп посмотрел на моего прадеда и повторил: «А моим жрецам — нет!» Затем Он принялся говорить с такой насмешкой в голосе, которая заставила бы побледнеть любого человека, менее выдержанного, чем Хемуш. «Известно ли тебе, — сказал Он, — что за тридцать один год Своего правления Мой Отец передал храмам более ста тысяч рабов, полмиллиона голов скота и более миллиона наделов земли. Не говоря уже о Его мелких подарках. Миллион амулетов, талисманов и скарабеев. Двадцать миллионов букетов цветов. Шесть миллионов хлебов! Просматривая Его записи — Я бы не поверил в это, если бы не знал, что Я Сам из года в год выплачиваю почти столько же Хемушу и его храмам, а наша Царская Сокровищница далеко не так богата, как прежде. Вероятно, те праздники, которые мы празднуем, не поднимают уровень реки на нужную высоту. То слишком много, то слишком мало, но обычно — слишком мало. Или Я недостаточно близок к Амону, или ты, Хемуш, недостаточно хорошо произносишь молитвы. В любом случае нам определенно не хватает зерна. И все равно Я не понимаю, как ты можешь жалеть эти пятьдесят мешков. За тридцать лет Мой Отец передал храмам полмиллиона рыб и два миллиона кувшинов благовоний, меда и масла. Великим Фараоном был Мой Отец, Рамсес Третий, однако недостаточно Великим, чтобы сказать „нет" требованиям Храма к Сокровищнице. А Я всего лишь Его тень. И тем не менее Я говорю тебе, Хемуш: дай рабочим Города мертвых их долю зерна. Наведи там порядок. Если Я допустил ошибку с Намшемом, не гордись этим».

«Я должен поступить так, как Ты велишь, — сказал Хемуш, — но обязан заметить, что Твой дар лишь побудит этих людей бросить работу снова и по менее значимой причине».