Затаив дыхание, она ощущала прикосновение его губ, ее тело воспринимало тепло и силу его тела. Мелисса не знала, что сказать. Ей хотелось обнять его, прижаться к нему и неистово целовать его губы. Но память о самодовольной улыбке Деборы вновь всплыла в ее сознании. Мелисса мигом соскользнула с его колен и встала на ноги. Слезы навернулись на золотистые глаза, и с горечью она воскликнула:

— Перестань! Не играй со мной! Это невыносимо! — и вылетела из комнаты.

Доминик ошеломленно уставился на дверь, за которой исчезла жена. «Играть с ней?» Эта женщина сошла с ума! Не она ли перевернула его жизнь, заманила его в ловушку, покорила его сердце и потом растоптала! И теперь заявляет, что он играет с ней!

Доминик сидел, погруженный в невеселые мысли, пока не вошел слуга и не спросил деликатно:

— Можно убирать, сэр?

Доминик отсутствующим взглядом посмотрел на него.

— О, конечно, — ответил он после короткой паузы и поднялся. Выпитое бренди давало о себе знать, и он добавил:

— Принесите на галерею большой кофейник с кофе. Я посижу там перед сном.

Несколько чашек крепкого кофе привели Доминика в чувство, хотя хмель от бренди все еще не выветрился, туманя сознание. Как убедить жену, что он с ней не играет? Не он выгнал ее из спальни, не он разнял их страстные объятия в прошлую ночь, не он оторвал их тела друг от друга. О Боже! Он не собирается больше мириться с этим!

Упрямо сжав губы, он вошел в дом и, прыгая через ступеньки, взбежал наверх. Раздевшись, Доминик минуту поколебался, прежде чем подойти к двери, разделявшей их спальни. Свет пробивался сквозь щель: Мелисса тоже не спала. Она хочет его, тоскует? Или она думает о другом? О Латимере?

За краткое время их брака он сломал себе голову, пытаясь понять, что между ними происходит. Он был сбит с толку ее нежеланием разделить с ним радости супружеской жизни. Но хватит! Что он сейчас собирается сделать, Доминик и сам толком не знал; им двигал не голод страсти, а что-то более глубокое, более важное. Может, все дело в Латимере, который так смотрел на нее прошлым вечером? А может, его тело должно показать ей, как он хочет ее? Как может мужчина хотеть женщину, когда любит? Да, подумал Доминик, он покажет жене, сжимая ее в своих объятиях, что ему не нужна никакая другая женщина. Она — единственная, кто была ему нужна, только ее поцелуев хотел он вкусить и только ее тело способно приводить его в исступление. Только ее. И, наконец, он хотел доказать, что всякий раз, когда Мелисса демонстрировала свою холодность к нему, она лгала. Ведомый непреоборимой страстью, он открыл дверь и, обнаженный, вошел в ее спальню.

Комната была погружена в мерцающий полумрак, Доминик направился к ее широкой кровати и отдернул легкую ткань драпировки.

Мужчина, внезапно возникший перед Мелиссой, был прекрасен; его серые глаза с голодным блеском смотрели на нежную плоть жены, поднимавшуюся и опускавшуюся в вырезе ночного одеяния. Ее ночная рубашка была из шелка, цвета слоновой кости, отороченная прекрасным кружевом. Почти прозрачная материя открывала больше, чем скрывала, широкие струящиеся рукава и мягкий круглый вырез еще больше разожгли страсть, охватившую Доминика.

Мелисса полулежала на сиреневом покрывале, на куче шелковых подушек, и он подумал, что никогда в своей жизни не видел ничего более прекрасного. Она подобрала под себя ноги, ее роскошные волосы беспорядочно разметались по плечам, а рот полуоткрылся от удивления. Не в состоянии сдержаться, он нагнулся и нежно поцеловал ее в мягкие сладкие губы.

Сердце заколотилось в груди Мелиссы, она не знала, радоваться ей или печалиться, когда он через секунду оторвался от нее. Отчаянно пытаясь справиться с охватившим ее возбуждением, она заставила себя отвернуться от его нагого тела и спросила:

— Что ты здесь делаешь?

Это был дурацкий вопрос; Мелисса готова была прикусить себе язык, заметив смешинки в уголках губ мужа. Глядя в сторону, она беспомощно пробормотала:

— Тебе… Тебе не кажется, что разгуливать голым…

— Тебе неприятно? — спросил Доминик.

— О нет! Ты прекрасен, — неожиданно вырвалось у Мелиссы. Тут же поняв, что проговорилась, она сжала губы, и краска залила ее лицо.

Доминик счастливо улыбнулся, окинув взглядом мягкие локоны жены и прошептал:

— Ты самая желанная женщина… На миг ее взгляд испытующе устремился на него, пытаясь оценить искренность его слов. Тепло серых глаз Доминика заставило сердце молодой женщины заколотиться, но, напомнив себе, как ловко он умеет обходиться с женщинами, она невесело спросила:

— Я или любая другая? С силой обняв жену, он привлек ее к себе.

— Нет, — сказал он страстно. — Никакая другая, только ты! — Его губы требовательно прижались к ее. — Только ты, — бормотал он, не отрываясь от нее.

Желая поверить в его слова, утомленная борьбой с ним и с неодолимыми требованиями своего тела, Мелисса не сделала попытки выскользнуть из его объятий. Любит ли он ее? Однажды она имела глупость выгнать его из своей постели и горько сожалела об этом. Стоит ли повторять раз сделанную ошибку? Она хочет его. Он ее муж. Она любит его, и как можно вновь отказать ему!

— Сегодня, — протянул он мягко, — ты будешь в моей постели, сладкая колдунья. И я очень сомневаюсь, что у тебя хватит смелости выгнать меня из нее.

Мелисса отбросила все сомнения, притянула его темноволосую голову к своей груди и страстно шепнула:

— Мы оба хотим друг друга…

Доминик был так поражен ее неожиданной капитуляцией, что потом не мог вспомнить, как взял ее на руки, и, перенеся в свою комнату, опустил Мелиссу на свою огромную кровать красного дерева. Он помнил только одно — контраст ее ночной рубашки цвета слоновой кости и бархатного покрывала цвета синего вечернего сумрака. С возрастающей страстью он целовал ее. Весь голод и желание прошлых дней пробудились в нем; Мелисса возвращала поцелуи, сводя мужа с ума.

Какой это был рай — снова держать ее в руках, осязать ее теплое тело, тесно прижавшееся к нему, чувствовать ее длинные ноги, сплетающиеся с его.

Шелк ее рубашки скользил по его нагой плоти, но он не мог вынести даже такого барьера между ними, и рванув ткань, обнажил плечи Мелиссы и с восторгом прижался к ее обнаженной коже. Все бесконечные дни, все бессонные часы, проведенные им после их брачной ночи, породили в нем такую страсть, которую он не мог сдержать. Оставляя следы от огненных поцелуев на ее теле, его губы медленно скользили к ее шее, его зубы легко ее покусывали, а руки сжимали ее груди. Обжигая ртом пульсирующую жилку на ее шее, Доминик страстно прошептал:

— Я так скучал по тебе… Я ни о чем другом не думал все эти дни. Как нежно твое тело, как сладок твой рот, ты заставляешь меня гореть желанием…

Мелисса сама хотела его не меньше. Она уже ослабела от желания, огонь, зажженный в ней Домиником, охватил ее всю. Радость от прикосновения его рук, вкус его поцелуев, его откровенные слова, его голос заставили ее обхватить его голову и притянуть к себе. Ее губы мягко и осторожно коснулись его темных волос, и она робко проговорила: