Плавтий провел и еще один закон — о комплектовании чрезвычайных судебных комиссий, рассматривавших дела по закону Бария. Теперь присяжные назначались не из одних только всадников, а свободно избирались по трибам (Асконий. 79С). В результате такой перемены в комиссии попали люди, придерживавшиеся иных взглядов, чем судьи предшествующего состава. Неудивительно, что вскоре Квинт Барий был осужден[711] на основании собственного закона (Цицерон. О природе богов. III. 81; Брут. 305).[712] Привлекался к суду и его коллега по трибунату Гней Помпоний,[713] но ему, видимо, удалось оправдаться (Асконий. 79С).[714]

Война продолжалась. Зимой 90/89 года у римлян стояло под оружием не менее 15 легионов.[715] Помпеи Страбон, действовавший на севере, пошел на переговоры с Веттием Скатоном, но они завершились ничем (Цицерон. Филиппики. XII. 27). Его войска продолжали осаду Аскула. Он разбил шедших на подмогу городу марсов, а затем разгромил корпус повстанцев, который направлялся в Этрурию, чтобы поддержать угасавшее там восстание (Ливии. Периоха 74; Аппиан. ГВ. I. 50. 216; Орозий. V. 18. 18).

Консул Порций Катон повел наступление на марсов, но после первых успехов погиб в сражении при Фуцинском озере. Лживые языки уверяли, будто его убил сын Мария, ибо Катон похвалялся, что добился побед, каких и Марию не одержать (Ливии. Периоха 75; Аппиан. ГВ. I. 50. 217; Орозий. V. 18. 24). Погиб и другой римский военачальник, консуляр и триумфатор Тит Дидий, незадолго до этого взявший Геркуланум (Овидий. Фасты. VI. 567–568).

Суллу же сия чаша миновала. Однако год начался для него неприятным инцидентом, также связанным с гибелью римского военачальника, но не от рук врагов. Легионы Суллы предприняли осаду Помпеи, в которой участвовали и силы флота во главе с легатом Авлом Постумием Альбином,[716] которого воины вскоре забросали камнями. Многие офицеры, очевидно, настаивали на жестоком наказании виновных,[717] но «Сулла оставил столь тяжкий проступок безнаказанным и даже гордился этим, не без хвастовства говоря, что благодаря этому его люди, дескать, станут еще воинственнее, искупая храбростью свою вину» (Плутарх. Сулла. 6.16; Полиен. VIII. 9. 1). По словам Орозия, он заявил, что кровь согражданина можно искупить лишь кровью врага (V. 18. 23).

По странной иронии судьбы, за три века до этого, в 414 году, воины убили представителя того же рода — жестокого военного трибуна с консульской властью Марка Постумия Регилльского. Но тогда нескольких обвиненных в случившемся казнили или принудили покончить с собой (Ливии. IV. 50. 5; 51. 3). Правда, речь теперь шла только о легате, но и его умерщвление было делом чрезвычайным и требовавшим самого сурового наказания.

В этой истории много неясного. Ливии и Валерий Максим пишут, что воины заподозрили Постумия в измене,[718] а Орозий говорит о его высокомерии, что более вероятно, — какникак представитель одной из знатнейших фамилий Рима! Причем, если Валерий Максим и Орозий не ошибаются, он был консуляром.[719] Но вот вопрос: Орозий называет Постумия легатом Суллы. Так ли это? Плутарх пишет, что Альбина убили воины именно Суллы. Но у Ливия говорится о том, что он начальствовал над флотом и принял смерть от рук своих воинов. В рассказе о гибели легата о Сулле Ливии и Валерий Максим вообще не упоминают (Ливий. Периоха 75; Валерий Максим. IX. 8. 3; Плутарх. Сулла. 6.16; Орозий. V. 16. 22).[720]

На основании всего этого можно предположить следующее. Постумий не был легатом Суллы,[721] а лишь взаимодействовал с ним.[722] Воины же, убившие его, названы подчиненными Суллы потому, что он принял над ними командование после гибели Альбина.[723] Но в любом случае такое поведение Суллы являлось беспрецедентным. Разумеется, дело было не только в том, что он хотел укрепить боевой дух солдат. Будущий диктатор начал «воспитывать» лично ему преданную армию, готовую идти за него в огонь и в воду.[724] И, как покажет недалекое будущее, не без успеха.