– Точно, паршиво. – Алессия хихикает. – Зато мне понравилось заниматься с маленькими детьми. Учить их музыке, читать им английские книги. Но только два дня в неделю, потому что я… как это на английском… А! Неквалифицированный преподаватель. Также я помогала маме по дому. Сыграем еще раз?

Я качаю головой.

– Моему самолюбию нанесен сокрушительный удар. Есть хочешь?

Она кивает.

– Хорошо. Рагу пахнет изумительно.

Тушеная говядина с черносливом – мое любимое блюдо в исполнении Джесси. Она готовила его во время зимней охоты, когда Кит, Марианна и я служили загонщиками, выгоняя птиц под выстрелы. Потрясающий запах, а я умираю от голода после наших сегодняшних развлечений.

Алессия настояла на том, чтобы разложить еду по тарелкам, пока я накрываю на стол. Я тайком наблюдаю за тем, как она хлопочет на кухне. Ее движения точны и изящны, в них столько небрежной, чувственной грации, что я не удивлюсь, если Алессия занималась танцами. Она поворачивается, и великолепные волосы рассыпаются вокруг ее сказочно прекрасного лица. Элегантным движением Алессия отводит их в сторону. Длинные тонкие пальчики уверенно держат нож, которым она нарезает исходящий паром печеный картофель. Сосредоточенно хмуря брови, она кладет в картофель масло и слизывает кусочек с пальца.

У меня в паху все напрягается.

«Боже мой…»

Алессия поднимает голову и ловит мой взгляд.

– Что-то не так?

– Все хорошо, – хриплю я. – Просто смотрю на тебя. Ты прелесть. Я рад, что ты здесь, со мной. – Я обнимаю ее, застав врасплох, и быстро целую.

– Я тоже рада, Максим, – робко улыбнувшись, признается она.

Мои губы разъезжаются в широкой улыбке. Обожаю слушать, как она с акцентом произносит мое имя!

– Давай поедим. – Я беру тарелки.

Тушенная с черносливом ароматная говядина просто тает во рту.

– М-м-м… – Алессия довольно жмурится. – Shijshлm.

– Это по-албански «ненавижу»? – спрашивает Максим.

– Нет, это означает «вкусно». – Она смеется. – Завтра я приготовлю что-нибудь для тебя.

– Правда? Ты умеешь?

– Умею ли я готовить? – Алессия с оскорбленным видом кладет ладонь на грудь. – Разумеется, ведь я албанка. Все албанские женщины умеют готовить.

– Ладно, значит, завтра мы купим необходимые продукты. – Максим улыбается, потом становится серьезным. – Быть может, однажды ты расскажешь мне всю историю.

– Историю? – с замиранием сердца переспрашивает Алессия.

– О том, как и почему ты приехала в Англию.

– Да, однажды расскажу.

«Однажды. Однажды!»

У Алессии сладко щемит сердце. Его «однажды» говорит о том, что у них возможно общее будущее.

«Правда? А какое?»

Ее смущает то, как взаимодействуют английские мужчины и женщины. В Кукесе все иначе. Алессия видела довольно много американских шоу по телевизору – когда мама не следила за тем, что смотрит ее дочь, – а в Лондоне ей довелось наблюдать, как свободно и легко ведут себя в обществе мужчины и женщины. Целуются. Разговаривают. Держатся за руки. Даже будучи не супругами, а любовниками. Максим держит ее за руку. Они разговаривают. И занимались любовью…

«Любовники – вот кто мы теперь».

В сердце зарождается надежда. Воодушевляющее и в то же время пугающее чувство. Она любит Максима и пойдет за ним на край земли. Нужно сказать ему об этом, только робость не дает, да и как относится к ней Максим?

– Хочешь десерт?

– Я уже наелась. – Алессия хлопает себя по животу.

– Это пирог «Баноффи».

– «Баноффи»?

– В нем бананы, ириски «Тоффи» и сливки.

– Нет, спасибо. – Алессия качает головой.

Максим уносит пустые тарелки на кухню и возвращается с куском пирога.

– М-м-м… – стонет он от наслаждения, откусив первый кусок.

– Не дразни меня. Хочешь, чтобы я захотела твой десерт?

– Я хочу, чтобы ты захотела многое. Сейчас – десерт. – Максим с ухмылкой облизывает губы, затем вилкой отделяет небольшой кусочек и предлагает Алессии. – Ешь, – соблазнительным тоном шепчет он, гипнотизируя ее пылким взглядом.

Алессия раскрывает рот и принимает подношение.

«Oh, Zot i madh!»[13]

Закрыв глаза, она смакует сладость, пока та не растворяется. Райский вкус. В улыбке Максима легко читается «а что я говорил!». Он предлагает ей еще один кусочек, побольше. На сей раз Алессия без колебаний открывает рот, однако Максим кладет пирог себе в рот и хитро улыбается. Алессия смеется. До чего он озорной!.. Она притворно дуется, и Максим одаривает ее ехидной улыбкой и еще одним кусочком пирога. Лаская взглядом ее губы, он указательным пальцем стирает с них крошки.

– Ты уронила, – шепчет он, показывая ей выпачканный в сливках палец.

Шутки кончились. Его глаза темнеют, а сердце Алессии выстукивает быстрый, рваный ритм. Из-за шампанского или из-за его обжигающего взгляда, но она уступает инстинктам. Не сводя с Максима глаз, Алессия подается вперед и слизывает сливки с его пальца. Закрыв глаза, Максим одобрительно стонет. Ободренная его реакцией, Алессия снова облизывает палец и осторожно прикусывает, затем втягивает его в рот под пристальным взглядом Максима.

«М-м-м… Вкусно!»

Посасывая палец, Алессия наблюдает, как расширяются зрачки Максима, а его взгляд опускается на ее губы. Она внезапно осознает, что способна возбудить его. И вновь прикусывает его палец. Максим стонет.

– К черту пирог, – бормочет он себе под нос и медленно вынимает палец у нее изо рта.

Он целует Алессию, просовывая язык туда, где еще недавно был его палец. Это волнует и заводит. Максим исследует ее, предъявляет свои права. Алессия касается его волос и жадно целует в ответ. У поцелуя вкус пирога «Баноффи» и самого Максима – головокружительная смесь…

– Постель или шахматы? – шепчет он.

«Снова? Да!»

– Постель. – Ее пронизывает дрожь нетерпения.

– Правильный ответ. – Максим проводит пальцем по щеке девушки, по нижней губе и с улыбкой многообещающе глядит ей в глаза.

Взявшись за руки, они идут наверх. На пороге спальни Максим выключает верхний свет, в комнате тускло мерцают лишь прикроватные светильники. Он поворачивается к Алессии и целует ее, впечатывая в стену, вжимается всем телом, и Алессия ощущает его же-лание.

– Коснись меня, везде, – выдыхает он и снова впивается в ее рот поцелуем, властным и требовательным.

Алессия стонет.