— Давай пока не будем думать о худшем, ладно? — проговорила она ласково. — Отсутствие новостей — это ведь тоже хорошая новость. Сейчас мы с тобой переоденемся и сразу почувствуем себя лучше. Свежая одежда, свежие мысли. Потом мы спустимся вниз и даже постараемся что-нибудь съесть. Толли — опытный лыжник, и мы не должны впадать в панику, рисуя себе всякие ужасы, не имеющие ничего общего с действительностью.

— Да! — покорно согласилась с ней Джин.

Маргарет подошла к ней и обняла за плечи.

— Я понимаю, дитя мое, что ты сейчас чувствуешь. Мне ведь тоже пришлось пройти через подобное испытание. Но нельзя распускать себя ни при каких обстоятельствах! Держи себя в руках, дорогая, и помни: надо уметь владеть собственными эмоциями для того, чтобы в нужный момент сделать именно то, что требуется. Если наши лыжники вернутся домой живыми и невредимыми, они не придут в восторг, узнав, что мы закатывали тут истерики. А если дело будет плохо, то нам потребуются силы и мужество, чтобы справиться с горем.

— Какая же вы мудрая женщина! — воскликнула Джин и прильнула к Маргарет.

— Не такая уж я и мудрая! Говорить — это одно, а вот на деле… По-моему, я — наглядный пример человека, который знает, как следует поступать правильно, но сам всегда поступает неправильно.

— Неправда! Вы не такая! — горячо возмутилась Джин.

И Маргарет невольно рассмеялась.

— Иди же переодевайся! Надень самое красивое платье! Мы должны встретить Толли с Джеральдом во всеоружии. Потом еще будем смеяться все вместе, когда наши лыжники станут рассказывать о своих приключениях. И кто сказал, что они не справятся? Все будет хорошо, вот увидишь! Поторопись!

Джин послушно побежала в ванную. Утром на поезде приехала Роза, служанка миссис Мелтон. Она привезла их вещи. Чемоданы уже распаковали, а одежду развесили по шкафам и разложили по полкам.

Джин выбрала платье из голубого гипюра, в котором она казалась особенно хрупкой и трогательно нежной. Цвет платья гармонировал с ее светлой кожей и сочетался с яркой синевой глаз. Покончив с собственным туалетом, Джин отправилась в комнату Маргарет. Миссис Мелтон была почти готова. Роза в последний раз придирчиво осматривала хозяйку со всех сторон, желая удостовериться, что платье из черного шелка сидит на ней так, как должно.

— У вас все туалеты черного цвета, — бездумно выпалила Джин и тут же спохватилась, поняв, что сморозила глупость. Разве может Маргарет позволить себе яркие наряды после смерти Стивена?

— Ты права! — согласилась с ней Маргарет. — Черный цвет в моем гардеробе преобладает. Ну, вот я и готова! — Она подхватила с кресла накидку из белого горностая и небрежно перекинула ее через руку. — Я ничего не забыла, Роза?

— Ничего, мадам! Я приготовила постель его светлости и даже положила туда бутылки с горячей водой на случай… на случай, если он, когда вернется, захочет согреться или сразу лечь в кровать.

Все трое поняли то, о чем тактично умолчала Роза, но Маргарет никак не прокомментировала слова своей горничной. Она молча взялась за ручку двери и вышла в коридор.

За столом Джин лишь прикоснулась к тем изысканным блюдам, которые им подали за ужином. Они спустились в ресторан в числе последних, когда большинство постояльцев уже отужинали. Оживленная толпа устремилась к бальному залу, где должен был состояться концерт с участием Пейшенс Плауден.

— Давайте не пойдем! — взмолилась вдруг Джин. — Боюсь, я просто не вынесу! Сейчас слушать пение!

Маргарет внимательно посмотрела на девушку.

— Мне сказали, что твоя мать будет выступать в числе первых. Сейчас мы попросим метрдотеля, чтобы он распорядился посадить нас поближе к выходу. Если появятся какие-то новости, нас тут же известят. А после выступления мисс Плауден мы сразу же уйдем.

— Хорошо! — уступила Джин. Ей претила атмосфера веселья, царящего вокруг. Смех, шумный гомон толпы, несколько молодых пар кружатся по паркету.

Как долго им еще оставаться в неведении? Какие известия принесут те, кто ушел в горы на поиски Толли и Джеральда?

Все устроилось именно так, как говорила миссис Мелтон. Метрдотель провел их на балкон и усадил за столик для двоих. Выход был в двух шагах, так что они могли в любой момент уйти, никого не потревожив.

Маргарет заказала полбутылки шампанского.

— Выше голову! — улыбнулась она Джин, но ее губы дрожали. — Сейчас мы пригубим для храбрости, и море будет нам по колено.

Между тем танцзал уже опустел. Оркестр перегруппировался, вперед вышел дирижер.

— Медам, месье! — обратился он к публике по-французски. — Сейчас для вас будет петь великая Пейшенс Плауден.

В зале погас свет, горели лишь огни рампы, освещая сцену. Но вот среди оркестрантов появилась певица. Она вышла на авансцену под аплодисменты зрителей. «А со сцены она кажется совсем молодой», — подумала Джин, разглядывая мать. На мисс Плауден было роскошное черное концертное платье, расшитое серебряной нитью. На голове — бриллиантовая диадема, на шее — бриллиантовое колье. Шикарная, неприступная, великолепная — такой предстала Пейшенс Плауден перед собравшейся публикой. «Та ли это женщина, которой я изливала душу сегодня днем? — поразилась Джин произошедшей метаморфозе. — Неужели эта красавица проливала когда-то потоки слез в доме мужа, который постоянно унижал ее?»

Джин постаралась сконцентрироваться. «Сейчас я буду только слушать, — приказала она себе. — Никаких мыслей о Толли!» Но как только полились дивные, чарующие звуки голоса Пейшенс, они заворожили Джин. Это был неземной голос. Пение матери проникало Джин в душу, растапливая все ее страхи и сомнения. Оно поднимало всех слушающих его ввысь, к свету, туда, где нет смерти и где все счастливы.

Впервые Джин задумалась о том, что музыка — это некий всемирный язык, соединяющий людей независимо от их происхождения и национальности. Она даже не вслушивалась в слова. Какая разница, на каком языке поет ее мать? Главное, что ее пение словно проливало свет в души людей, открывало новые горизонты, увлекая их за собой вперед и дальше.

Но вот прозвучала последняя нота, и в зале воцарилась благоговейная тишина. Некоторое время публика безмолвствовала, а потом вдруг взорвалась бурей оваций. Певица сделала знак рукой, и аплодисменты тотчас же стихли, а она снова запела, на сей раз — жизнерадостный романс о весне, о радости любви, о том, какое это счастье — быть молодой. И снова Джин не принадлежала себе, пение матери уносило ее куда-то далеко от всех треволнений сегодняшнего дня. Потом опять зазвучала веселая песенка, очень популярная в довоенные годы. Люди старшего поколения с благодарностью отреагировали, многие даже стали подпевать вполголоса. Джин заметила слезы, блеснувшие на глазах Маргарет.

Выступление Пейшенс Плауден длилось не более десяти минут, но Джин показалось, что они вместили в себя целую жизнь. Пение матери взбудоражило Джин, подарило новые, неведомые ранее ощущения, поселило в душе радостный трепет. Но вот певица церемонно поклонилась и удалилась, сопровождаемая благодарными аплодисментами и криками «браво!», «бис!». Какое-то время собравшиеся продолжали хлопать, требуя продолжения выступления, но появился конферансье и сказал, что мисс Плауден весьма сожалеет, но врачи не разрешают ей более продолжительные выступления.