— Конечно, Рейст. Прекрасная идея, и мы начнем, когда будем готовы, — Карамон отложил меч и неожиданно серьезно и взволнованно посмотрел на брата. — А что мы скажем Кит?

— Ничего. Пока не придет время, — сказал Рейстлин. Он помолчал, и затем прибавил с мрачной улыбкой: — И пусть она продолжает думать, что у меня нет способностей к магии.

— Конечно, Рейст. Если ты так хочешь, — Карамон не вполне понял это, но решил повиноваться, думая, что Рейстлин, как всегда, лучше знает, что делать. — А что насчет Таниса?

— Ничего, — тихо сказал Рейстлин. — Мы ничего не можем сделать. Он не поверит нам, если мы скажем что–то плохое о Кит, потому что не захочет поверить. Ты ведь не поверил бы мне, если бы я сказал какую–нибудь гадость о Миранде, правда? — спросил Рейстлин, и в голосе его слышалась легкая горечь.

— Нет, думаю, нет, — Карамон тяжело вздохнул. Он все еще считал, что его сердце разбито, хотя в настоящее время встречался с тремя девушками, по его последним подсчетам. — Но ведь что–то мы можем сделать?

— Мы будем следить за ней, братец. Очень внимательно.

Летние дни проходили незаметно за завесой дыма походных костров, облаков пыли, которую поднимали на дорогах бродяги–путешественники и утренних туманов, которые вились вокруг стволов валлинов подобно призракам.

Флинт оставался в постели, превратившись в удивительно покорного пациента, хотя он и ворчал как тридцать гномов сразу (по мнению Тассельхофа) и жаловался, что пропускает все веселье. Вообще–то он вел не самую скучную и тяжелую жизнь. Кендер был у него на побегушках. Карамон и Стурм по очереди навещали его после занятий с Танисом, чтобы продемонстрировать свежеприобретенные умения фехтования. Рейстлин приходил каждый день с новой порцией масла, и даже Кит иногда забегала к гному, чтобы развлечь его историями о стычках с гоблинами и людоедами.

Флинту было настолько уютно и удобно в своем новом качестве беспомощного больного, что Танис начал беспокоиться, не слишком ли гном наслаждается отдыхом. Боли в его спине и в ноге почти ушли, но было похоже на то, что гном больше не поднимется с постели.

Танис созвал друзей на совет, и вместе они придумали, как выманить Флинта из постели, «не используя взрывчатый порошок гномов–механиков», как выразился полуэльф.

— Я слышал, в Утехе приезжает новый кузнец, — объявил Тассельхоф как–то утром, взбивая гному подушки.

— Чего–чего? — Флинт выглядел испуганным.

— Новый кузнец, — повторил кендер. — Ну, этого следовало ожидать. Пошли слухи, что ты отправился на покой, отдыхать от дел.

— Ничего подобного! — с негодованием сказал гном. — Я всего лишь делаю небольшой перерыв. Чтобы поправить здоровье.

— Я слышал, это гном. Из Торбардина.

Оставив эту отравленную стрелу в ране, Тассельхоф упорхнул делать свой ежедневный обход Утехи, чтобы посмотреть, кто прибыл в город, и, что более важно, какие интересные вещи могут перекочевать в его карманы.

Следующим пришел Стурм, неся с собой горшок горячего супа, который прислала его мать. В ответ на нетерпеливые вопросы гнома Стурм сказал, что «слыхал что–то о новом кузнечном мастере, который переезжает в город», но добавил, что редко обращает внимание на слухи, и не смог сказать ничего более конкретного.

Рейстлин в этом отношении оказался более полезным; он снабдил гнома самой разной информацией о торбардинском кузнеце, заканчивая историей его клана, длиной и цветом его бороды и семейным положением, а также добавил, что главной причиной того, что кузнец выбрал Утеху, было то, что «он слышал, здесь уже давно не делалось хорошей работы по металлу».

Когда к Флинту после обеда, ближе к вечеру, зашел Танис, он был приятно удивлен (хотя не слишком сильно) увидеть Флинта в мастерской, разжигающего огонь в горне, который стоял холодным все лето. Гном все еще хромал (когда не забывал следить за походкой) и жаловался на боль в спине (особенно когда ему приходилось идти выручать Тассельхофа из очередной переделки). Но в постель он больше не слег.

Что касается торбардинского кузнеца, то он нашел, что воздух Утехи ему не подходит и раздумал переезжать. По крайней мере, так сказал Танис.

Лето было долгим и щедрым для утехинцев. Через город проходило много путешественников, такого числа за такое короткое время не видел никто. Дороги были относительно спокойны и безопасны. Разумеется, попадались воры и разбойники, но они были неотъемлемой частью любой дороги и воспринимались как легкое беспокойство, не более. Единственным значительным врагом путешественников была война, а в то время нигде на Ансалоне не велись войны, и никто не ожидал войн в ближайшем будущем. Ансалон жил в мире уже около трехсот лет, и все в Утехе считали, что мир спокойно продлится еще лет триста.

Точнее, почти все. Рейстлин думал иначе, и именно поэтому он решил выбрать в качестве главной своей цели изучение боевой магии. Это решение было основано не на детском идеализированном представлении о битвах как о чем–то славном и захватывающем. Рейстлин никогда не играл в войну, как играли другие дети. Ему не по нраву была мысль о военной жизни, и он не мечтал о самом процессе битвы. Его решение было расчетливым, сделанным после долгих размышлений, и в его пользу говорило одно: деньги.

Подслушанный разговор Китиары с человеком по имени Балиф сильно повлиял на планы Рейстлина. Он мог бы повторить тот разговор слово в слово, и почти каждую ночь он мысленно прокручивал его в своей памяти.

На севере — в Оплоте, скорее всего — какой–то господин с немалыми деньгами был заинтересован в информации о Квалиносте. Он также был заинтересован в том, чтобы набрать опытных воинов; на него работали надежные и неглупые шпионы. Даже ребенок овражного гнома мог бы обдумать все эти сведения и прийти к логическому заключению.

Когда–нибудь, где–нибудь, очень скоро, кому–то понадобится сформировать армию, чтобы противостоять такому господину, и этому кому–то нужно будет действовать быстро. Этот неизвестный кто–то не пожалеет денег за воинов, и не пожалеет еще больше за магов, умеющих сочетать свое колдовское искусство с работой меча.

Рейстлин предположил (и предположил совершенно верно), что риск жизнью будет цениться гораздо выше, чем смешивание микстур для больных младенцев.

Сделав такой выбор, он принялся раздумывать, что же ему понадобится. Ему было необходимо освоить магические заклинания боевой, атакующей природы, в этом не было сомнений. Ему также пригодятся заклинания защиты, чтобы выжить самому, иначе его первая битва с тем же успехом может оказаться его последней. Но от чего ему придется защищаться? Каких действий командир будет ожидать от военного мага? Какое место он займет в войске? Какие именно заклинания ему будут больше всего нужны? Рейстлин немного знал о военном деле, и он впервые осознал, что ему придется узнать больше, если он всерьез намерен стать хорошим боевым магом.

Одним из людей, кто мог знать ответы на эти вопросы, была та, кого он не осмеливался спросить: Китиара. Он не хотел, чтобы у нее возникли подозрения. Спрашивать Таниса Полуэльфа означало спрашивать Китиару, так как в те дни Танис обсудил бы все с нею. Ни Стурм, ни Флинт не смогли бы ничем помочь Рейстлину; как рыцари, так и гномы ни в малейшей степени не доверяли магии и никогда не стали бы положиться на мага в бою. Тассельхофа Рейстлин даже не брал в расчет. Всякий, кто задавал какой–то вопрос кендеру, воистину заслуживал ответа.