Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Синдикат узнает о местонахождении этой базы раньше, чем мой спутник вспомнит, кто его хозяин, — неуверенно сказал француз. — Лекс, уважение тебе за «Стакс», но с Интернетом у нас будут неприятности.
— Какие? Чего вы все боитесь? Что кто-то из нас отправит Синдикату наши новые координаты? Что твой спутник свяжется с федералами? Да ладно, бросьте, парни! В Румынии у нас не было Интернета, и из двадцати семи человек осталось только девять. Расскажите теперь мне что-нибудь про безопасность.
— Хорошо, — после паузы сказал Эйзентрегер. — Вы будете подключены к Интернету. Но вы должны понимать следующее. Надеюсь, никто из вас уже не сомневается в том, что война началась. И мы должны сделать все для победы в ней. Потому что если мы проиграем, то это будет наше общее поражение. Поэтому попытайтесь сами контролировать свою безопасность.
Он еще много говорил про то, что они делают одно общее дело, находятся в одной лодке, связаны одной нитью и так далее. Другими словами, но смысл был именно такой — они вместе, они партнеры, они друзья.
После этой беседы Эйзентрегер позвал Лекса наружу.
— Хотите расстрелять меня из-за Интернета? — пошутил Лекс.
— Нет. Хочу, чтобы ты увидел одного человека.
Подвел его к вездеходу, открыл дверь.
В салоне сидела Алина. В пуховике, с коротким ежиком волос, какой обычно отрастает после недавней стрижки налысо, Лекс не сразу узнал ее. Впрочем, дело было не в одежде и не в стрижке.
Ей сделали пластику, причем настолько качественную, что от ужасных шрамов не осталось и следа.
— Холодно. Не холодно. Холодно. Не холодно.
Рядом с ней сидела мордатая тетка в каком-то полувоенном комбинезоне. Тетка смотрела строго перед собой и не шевелилась, словно статуя.
— Холодно. Не холодно.
Алина чуть-чуть поежилась, и этот жест внезапно вызвал у Лекса какие-то старые воспоминания.
Она похожа на ту девчонку, из-за которой они с Ником поругались. Как же ее… Синка. Да, точно, Синка. С глазами разного цвета и характером ласковой стервы.
Только Алина выглядит моложе. Стрижка другая. И глаза…
Невольно Лекс нагнулся и посмотрел ей в глаза.
— Одинаковые, — пробормотал негромко.
— Что ты сказал? — спросил Эйзентрегер.
— Нет, ничего. Я ее не узнал сразу.
— Ей делали операцию лучшие пластические хирурги. К сожалению, пока это все, что мы смогли.
— Холодно. Не холодно. Холодно. Не холодно, — бормотала она.
— Это нельзя вылечить?
— Можно, — сказал Эйзентрегер. — Наши специалисты полагают, что эта травма вызвана искусственно.
— Что значит — искусственно?
— Черепная коробка не повреждена, однако в мозгу имеются следы, которые обычно возникают после сильного удара. Очень сильного. Но тогда у нее череп должен был разлететься вдребезги, а на нем никаких следов повреждения нет.
— И какие могут быть этому объяснения?
— Возможно, это врожденная патология. Ты давно ее знаешь?
— Чуть меньше года, а что?
— Я посмотрел о ней кое-какую информацию, — сказал Эйзентрегер. — Она попала в пожар, в котором погибли ее родители?
— Шесть лет назад.
— Ужасный случай.
— Там она и получила эту травму, — сказал Лекс.
— Возможно, — пробормотал Эйзентрегер.
— Это не врожденное, она была нормальной до того случая. Ее тетя лучше знает подробности, она с ней шесть лет возилась.
— Да, да… ее тетя, — пробормотал Эйзентрегер. — Талантливый психоаналитик.
— Евпатьевна — психоаналитик? — удивился Лекс.
— Кто? Ах, да. До того, как случился пожар, она долгое время изучала психоанализ. Автор нескольких занятных статей по прикладной психологии. Даже читала лекции в некоторых престижных университетах мира. А потом все бросила ради больной племянницы. Разве ты не знал?
Лекс пожал плечами и не ответил. Эйзентрегер тоже посмотрел на девушку.
— Холодно. Не холодно. Холодно. Не холодно.
— Зачем вы ее сюда привезли? — спросил Лекс. — То есть, я хочу сказать, что рад ее видеть, но это необязательно было делать. Сеанса по голографу было бы…
— Она тут проездом. Направляется чуть севернее. Если честно, ваша встреча случайна. Надеюсь, эта случайность приятна.
— Вы везете ее в Арктику?
— Да.
— На вашу секретную базу?
— Да. Откуда ты про нее знаешь?
— Рассказал кое-кто из Синдиката.
— Этот кое-кто, похоже, занимает высокий пост в Синдикате. Информация о Четвертом рейхе и нашей арктической базе, насколько мне известно, доступна не всем агентам этой организации.
Лекс пожал плечами. Он понятия не имел, какой Бад занимает пост.
— Зачем вы ее везете в Арктику?
— Возможно, там ей смогут помочь. Она будет находиться здесь несколько дней, потом ее заберут. Выводи ее, Хельга.
Статуя ожила — мордатая тетка осторожно взяла Алину за руку и произнесла несколько раз:
— Выходи. Выходи. Выходи.
Алина поднялась и, продолжая бормотать про холод, стала вылезать из вездехода при помощи Эйзентрегера. Лекс не сразу понял, что тетка разговаривала с Алиной на немецком, а слова ему перевел переводчик.
— Херст покажет вам, где вы расположитесь, — сказал Эйзентрегер Хельге и махнул в сторону жилого блока.
— А где ее тетя?
— В надежном месте, под прикрытием нашей службы безопасности. Как будет возможность, мы отправим ее к девочке.
— Она долго там будет находиться? — Лекс махнул в сторону севера.
— Не знаю, — задумчиво произнес Эйзентрегер. — Я хотел тебя спросить. Это ведь твои соседи? Алина и ее тетя.
— Да.
— Не родственники, не друзья… Просто соседи, с которыми ты знаком меньше года? Ты оплатил ей лечение в «Китано апгрейд», пятьдесят шесть тысяч евро.
Лекса разозлила такая осведомленность Эйзентрегера.
— Вас удивляет, что можно помогать незнакомым людям? — с вызовом бросил он.
— Нет, что ты. — Эйзентрегер поднял руки. — Наши компании тоже занимаются благотворительностью, и я прекрасно понимаю…
— Это не благотворительность, — перебил его Лекс, услышав переведенное слово. — Это называется помощь.
Штурмбанфюрер улыбнулся снисходительно. Посмотрел на Лекса внимательно и, не скрывая насмешки, сказал:
— О да, извини. Конечно. Это не благотворительность. Помощь. Ты отдаешь что-то ненужное тебе тому, кто в этом нуждается. Например, деньги. У русских это называется помощь. В остальном мире это называется благотворительностью.