Добравшись до третьего этажа, Коулмен сначала услышал тихие всхлипывания и лишь затем увидел мальчишку, бледный маленький силуэт в темноте. Стефан стоял в начале следующего лестничного пролета, уходящего ввысь. Он держал руку согнутой в локте, зажимая запястье пальцами другой руки, тщетно стараясь остановить кровотечение. К этому времени мальчишка уже должен был понять, что Сатис говорил правду: от бега кровь лишь вытекала быстрее. Стефан убивал себя.

Посреди пяти пролетов винтовой мраморной лестницы зияла дыра, уходившая до самой земли. Казалось, мальчишка наконец понял, что опасно ползти дальше по ступенькам, заваленным мусором, лишенным перил или ограждения, защищающих от зияющей бездны.

Но затем Стефан увидел силуэт Сатиса, человека, который его не знал, но все равно хотел убить. Развернувшись, он побежал.

Коулмен бросился за ним.

Теперь речь шла уже не только о том, чтобы просто убить мальчишку. Нельзя было дать ему забраться на крышу дворца, поднять шум, привлечь к себе внимание. Меньше всего Сатису было нужно, чтобы его раскрыли именно сейчас, когда он был уже на пороге успеха. Его охватило жгучее желание сбросить мальчишку с крыши, просто чтобы избавиться от этого щенка.

Пробираться между глыбами бетона, кирпича и мрамора, которыми была завалена лестница, оказалось очень трудно, особенно в темноте.

Сатис дважды оступился, порвал тенниску и здорово ободрал руку.

Проклятье! Ему было больше жалко свою любимую рубашку, чем самого себя.

Теперь они уже находились на четвертом этаже. Коулмен оглянулся, но помощи не было видно.

– Бленхейм! – крикнул он.

Сатис не сомневался, что его преданный помощник надежно упрятал Кристофа Ремена.

– Да! – послышалось откуда-то снизу.

Весь четвертый этаж представлял собой сплошное нагромождение обломков. Судя по всему, управляемая ракета попала именно сюда. В крыше зияли дыры. Коулмен пока что даже не задумывался над тем, как ему спустить мальчишку вниз. Стефан двигался значительно медленнее. Но, увидев приближающегося Сатиса, мальчишка набрал полную грудь воздуха, метнулся к последнему лестничному пролету и стал подниматься.

Ему приходилось каждый раз искать, куда поставить ногу. При этом вниз дождем срывались обломки. Однако его продвижение замедлилось еще больше, и у Сатиса появилась надежда. Он почувствовал, что настигает мальчишку.

Они лезли вверх, стараясь найти опору для ног. Ее почти не было. Лестница превратилась в шаткое нагромождение обломков стен и крыши. Стефан полз на четвереньках, хватаясь руками за более крупные куски. Один раз камень, в который он вцепился, не удержался на месте, и мальчишка сполз на три или четыре ступени.

Торжествующее взревев, Сатис устремился вперед.

Это явилось роковой ошибкой.

Обломок, за который ухватился Коулмен, держался, но когда он опустил ногу, бетонный блок под ней провалился. Сатис снова тщетно попытался нащупать ногами опору.

Подтянувшись, он сместился вбок, но разрушенные ступеньки только пролились водопадом битого камня. Сатис отчаянно задергал ногами, стараясь опереться хоть на что-нибудь.

В темноте было плохо видно, но он чувствовал, что сползает вбок, а потому вытянул ногу, пытаясь нащупать опору, но наткнулся лишь на воздух.

Охваченный паникой, Сатис попытался обеими руками ухватиться за что-нибудь достаточно прочное, чтобы удержаться, получить небольшую передышку, сориентироваться и сползти по ступеням. Но он ничего не нашел. Теперь и вторая его нога повисла в воздухе. Ему стало по-настоящему страшно. Он болтался над пустотой, посреди лестницы. Под ним не было абсолютно ничего, только воздух.

Сатис поднял взгляд вверх. Сквозь зияющую дыру в крыше он увидел звездное небо. Но вдруг звезды стали тускнеть, удаляться. Он упал, ударился спиной о что-то твердое, а затем головой налетел на мрамор.

– Бленхейм… – едва слышно выдохнул Коулмен.

Над ним склонилось лицо Энди.

– Где Стефан? – спросил тот, наклоняясь к самым губам Сатиса, чтобы услышать его ответ.

– На крыше… – прошептал тот. – Помоги мне!

– Мальчик на крыше, – объявил Бленхейм, выпрямился и направился вверх.

Следом за ним прошли другие.

– Помогите… – беззвучно пошевелил губами Сатис.

Мимо него пробежали еще трое, даже не останавливаясь, чтобы на него посмотреть.

– Возьмите вот это, – послышался голос Кристофа Ремена, и один из троих обернулся к нему.

Затем старик опустился на корточки рядом с умирающим Коулменом Сатисом. Он грустно посмотрел на человека, вся жизнь которого была направлена против того, во что верил сам Кристоф. Однако он не мог пробудить в себе ненависть к Сатису, несмотря на все зло, которое тот совершил. Ремен испытывал одну только жалость.

– Я тебя прощаю, – сказал он.

Не желая признавать свое поражение, Сатис попытался презрительно плюнуть.

Почему этот человек, предавший его мать, сейчас здесь и мучит его?

Но у него не хватило сил даже на то, чтобы выразить свое презрение.

Присев рядом, Кристоф Ремен взял его руку и сказал:

– Тогда разреши помолиться за тебя.

Это было последним, что Коулмен Сатис услышал на этой земле.

* * *

9 апреля 2003 года, 03.27

Развалины дворца Саддама Хусейна

В 16 километрах к западу от Багдада

Центральный Ирак

Добравшись до третьего этажа, Джейме и Яни заметно замедлили продвижение, но продолжали подниматься в темноту, прижимаясь к наружной стене здания. Яни держал в руке пакет с бинтом, полученный от Кристофа.

На четвертом этаже они замерли перед остовом последнего лестничного пролета. Даже если им каким-то образом удастся подняться, потом, при спуске, они не смогут найти надежную опору.

– Стефан! – окликнул Яни.

– Я здесь, – ответил мальчик по-французски.

– Мы друзья твоего дедушки, – быстро сказал Яни, также перейдя на французский. – Мы пришли за тобой. Как ты себя чувствуешь? Ты сидишь?

– Я лежу, – жалобно произнес мальчик. – Мне плохо, и я боюсь!

Обернувшись, Джейме выглянула в огромное незастекленное окно, мимо которого они только что прошли. Ей показалось, что она увидела какую-то тень. Женщина развернулась и начала осторожно спускаться вниз.

– Яни! – окликнула она.

Тот, тщетно пытавшийся подняться по лестнице, ведущей на крышу, оглянулся.

Джейме подозвала его к себе, и он спустился.

– Смотри!

С наружной стороны стены все еще возвышались строительные леса, идущие от самой земли до крыши.