— Вроде пока все в порядке. Вы можете описать точнее, как выглядели заболевшие?

— Хрена лысого я вам опишу точнее! — ни с того ни с сего взорвался администратор. — Я не врач! Я этих ваших мудреных терминов не знаю! У меня в лагере забот по горло. Я просто вас с управляющим хотел выручить. Больное животное — оно и есть больное, а в описаниях я не спец!

Мне стало стыдно. Да, видимо, я действительно его обидел — свалившись как снег на голову, пытаясь произвести впечатление, дать понять, что в животных мы разбираемся и на нас можно положиться, отрекомендовавшись «это доктор М., а я доктор С.», козыряя прошлыми заслугами. Наверное, я его задел, разговаривал слишком свысока. Теперь ему неприятно, он вынужден оправдываться, что проявил недостаточную бдительность по отношению к заболевшим. Надо бы мне как-то потактичнее с ним. На деле мне следовало бы хоть на миг опомниться и переключиться на цинизм. Но я этого не сделал и совершил очередную ошибку. Я стал осторожно, помогая ему сохранить лицо, вытягивать подробности.

— Скажите, среди заболевших были отощавшие? Сильно похудевшие?

— Да-да, именно. Некоторые были совсем кожа да кости.

— А шерсть лезла клоками? И остальная выглядела тусклой и свалявшейся?

— Да, потому я и показывал того, с неправильной шерстью.

— Ясно. А заболевшие кашляли?

— Не все время, — пустился он рассказывать, — но когда кашляли, то долгим таким кашлем, глубоким, из самого нутра. Ясно было, что у них с легкими что-то.

Ну почему я не включил мозги при первой же тени подозрения? Что мне стоило спросить: «А не было ли у них такого ярко-лилового пятна на левом боку и мышечных спазмов, из-за которых они дергались, будто танцуют чарльстон?» — пусть бы он с готовностью подтвердил и это тоже. Нет же, я упорно подкидывал ему настоящие симптомы.

Я не знал, что и думать. Очень похоже на туберкулез, но тогда получается, что заболевшие из первой волны уже погибли. Это странно, туберкулез обычно такими четкими волнами не накатывает, но мало ли. Без активного случая, пригодного для вскрытия, трудно будет подтвердить мои подозрения и выяснить, какая это разновидность туберкулеза, чем она может быть вызвана и чем лучше лечить. Придется дожидаться следующей вспышки или начинать стрелять шприц-дротиками всех подряд, методично собирая материал для анализов, а на это уйдут недели. Застань мы болезнь в активной стадии, можно было бы начать работать.

Первым нужную особь заметил Ричард. Из рощи тянулась еще одна партия павианов — должно быть, последняя часть стада. Ричард негромко присвистнул, привлекая наше внимание, и молча показал на замыкающего, а потом, наклонившись, выгнул спину в подражание. Это был молодой самец. Худой, шерсть редкая, но ровная. Ступал он осторожно, на цыпочках, голова если и тряслась, то едва заметно. Главное, что у него была выгнута дугой спина. Не целиком, просто он слегка и как будто вынужденно горбился, отчего движения казались затрудненными. Негусто, но нетипично. Очень похоже на ранний признак туберкулеза у четверорукого примата: насколько я понимаю, когда легкие начинают сдавать и кислородный обмен нарушается, павиан инстинктивно выгибает спину, чтобы расширить грудную полость и впустить больше воздуха.

В целом он выглядел нормально — худой, но не патологически. Однако спину он заметно круглил.

Выйдя вперед, он уселся рядом с нами и принялся вертеться, поглядывая на нас, на свалку, на остальных, показываясь нам со всех сторон. Мы встрепенулись, насторожились.

— Вот так они и выглядят, — сказал администратор.

— В начале болезни?

— Да.

Я поймал себя на том, что мы перешли на шепот. Поинтересовался у Ричарда, что он думает.

— Спина точно выгибается.

— Но не сильно, чуть-чуть.

— Худой, но не то чтобы тощий.

Мы рассматривали павиана. Я мучился сомнениями. Да, спина выгнута, и да, он худой. Но, может, у него просто телосложение такое — что, нельзя? Лихорадки или болезненной заторможенности тоже вроде не наблюдается, но ведь я его не знаю и понятия не имею, как он ведет себя в нормальном состоянии.

— Ну что, берем этого? — прервал мои раздумья администратор. Он уже встал в стойку и взял ружье наизготовку.

— Дайте я на него еще посмотрю.

Я вгляделся, вспоминая все известные мне внешние признаки туберкулеза у обезьян. Прокрутил в голове перечисленные администратором симптомы. Посмотрел на павиана и на остальное стадо. На деревья, на марабу. Смахнул с щеки сажу, прилетевшую со свалки. Интересно, что подают сегодня в гостинице на обед? Я еще раз посмотрел на павиана. Он смотрел на нас.

— Ну что, стрелять?

Если это начальная стадия туберкулеза, мы хотя бы получим представление о разновидности, поймем, с чем мы имеем дело, пока болезнь не выкосила в одночасье всех павианов в этом районе заповедника. А если он просто худосочный? Нет, все-таки надо, пусть администратор увидит, что мы здесь не зря. А может, наведаться через неделю, посмотреть на этого павиана еще раз, проследить развитие болезни? Но администратор уже на взводе, мы отнимаем у него время, я и так действую ему на нервы, он хочет покончить с делом и вернуться к лагерным обязанностям. А если павиан просто худосочный и нескладный? Делать вскрытие всегда интересно, анатомия — это увлекательно. Черт, только бы не эпидемия туберкулеза. Или все-таки просто худосочный?

Я поймал себя на том, что прикидываю, какое имя дал бы ему, будь он в моем стаде.

— Сейчас уйдет. — Уже не шепот, администратор еле скрывает раздражение.

Павиан отвернулся. И кашлянул.

— Хорошо, — сказал я, — стреляйте.

Администратор присел пониже, вдохнул и выстрелил в павиана в упор. Раздался тихий хлопок, словно от игрушечного ружья. Павиан без единого звука молнией метнулся в кусты. Остальное стадо ринулось за ним, некоторые с воплями. Администратор промахнулся. «Надо разделиться, — крикнул он. — Найти его. Может, он ранен и далеко не уйдет!» Мы с ним двинулись в одну сторону, Ричард с оруженосцем в другую, Мучеми зашел с третьей. Но мы знали, что он промахнулся. Мы пробежались по тропам следом за удирающими павианами. Никаких следов крови, никакого визга, только тревожный клич, предупреждающий о нашем приближении. Обезьяны улепетывали быстро, явно перепуганные. Администратор возбужденно рыскал по кустам, перескакивая с одной тропы на другую: то к земле припадет, выискивая кровь, то задерет голову, выглядывая павианов в ветвях. Временами взмахом руки, чуть ли не сердитым, он приказывал мне не подходить ближе, а сам крался несколько шагов бесшумно, вертя головой во все стороны, хотя павианы уже усвистели от нас примерно на четверть километра. Потом администратор снова пускался бегом. Я только теперь почувствовал, что у меня колотится сердце и я задыхаюсь — похоже, я не дышал все то время, пока приглядывался к павиану.

Стадо давно исчезло, скрылось в чаще; никаких следов крови на тропах, никто не верещит, никто не застрелен. Администратор наконец признал, что промахнулся.