Это бронеходная сотня с двумя дюжинами неплохих, достаточно новых пехотных бронеползов «ТБ-39». Две дюжины стальных бронированных зверей, каждый с экипажем из пяти бойцов. В башнях тяжелые противобронные пушки, пулеметы, ракетометы, на крышах башен тяжелые зенитные пулеметы. Броня «ТБ-39» считалась надежной – многослойная, с коробками взрывной защиты. Широкие гусеницы и мощные громовые двигатели позволяли машинам спокойно идти по глубокому снегу, переваливать через окопы и рвы, ломать лбом заграждения. Бронеходчики любили этот самополз.

Кроме того, в полку были два пушечных орднунга, один – противобронных пушек, второй – тяжелый гаубичный. Орднунг зенитных самоходов. Отдельный орднунг саперов. Обозная сотня.

Задачу людям ставили непосредственные командиры. Полковник Глузд отходил в этом деле от традиции, считал, что так будет лучше, сотник всегда скажет доходчивее, так, чтоб до селезенки достало.

Противник, по данным разведки, подтянул дополнительные орды и корпуса к рубежам по Дону и Хопру. Кайсаки собираются наступать. Командование вендов, в свою очередь, решило устроить врагу большую гадость. Самим нанести контрудары вдоль Волги, перерезать вражеские пути снабжения и постараться окружить кайсаков в междуречье Волги и верхнего Дона.

Операция рискованная, противник может успеть выдернуть свои войска из горнила сражения за Дон и обрушиться на вендские контратакующие полки. Есть такая возможность. Но командование решило пойти на риск, бойцам клятвенно обещали, что победа будет за вендами. Вы кайсаков не бойтесь, пусть они сами нас боятся. Идти вперед, стрелять и не отступать, тогда все будет хорошо.

День 8 февраля был потрачен на марш. Полк покинул лагерь, прошел мимо Святославля и свернул на шлях по направлению к Жигулям. Ехали в быстром темпе, обоз остался в лагере, сейчас обозники должны сворачиваться, грузить все имущество, полковой скарб на самоходы и двигаться вдогонку за бойцами. Люди искренне надеялись, что в конце концов обозникам удастся догнать полк. А то бывало, что и не догоняли. Обоз перехватывали ушлые старшие командиры других подразделений, а бывало и так, что к тому времени, когда обоз достигал места назначения, от полка уже оставались рожки да ножки.

Еще сорок верст по бетонке, и по колонне передали команду сворачивать на обочину. Минут через десять полковую колонну обогнали бронеползы. Тяжелые гусеничные машины шли одна за другой, огромная бронированная змея от горизонта и до горизонта. Изредка между бронеползами попадались колесные бронеходы или грузовики. Целый бронекорпус шел, но почему-то без своей пехоты, пушек и обозов.

– Много их, – прошептал Димон, в последние месяцы кличка прочно приросла к нему, он даже в бумагах фигурировал не как Дмитрий, а именно как Димон.

– Силища прет, – уважительно протянул Ингорь. – Добро, если их первыми пустят, а не по нашим трупам.

– Раз обгоняют, значит, пойдут первыми, – резонно ответствовал Владмир.

– В жизни всяко бывает. Воеводы большие, им виднее. Могут передумать, и сначала пехоту пустить, а потом, когда окопы займем, бросить бронеходы.

Владмир не стал поддерживать разговор. Парню было страшно. Кругом заснеженная равнина, вдоль дороги сугробы выше крыши бронехода, вдалеке темнеет лесок. Слышится только рев бронеползов, скрежет бетонки под гусеницами, да изредка доносится скрип снега под колесами полковых бронеходов. Скоро в бой. Парень не представлял себе, как это: идти вперед, прямо на плюющиеся огнем вражеские окопы, стрелять, не видя врага, убивать, зная, что иначе убьют тебя. Страшно. Хотелось вернуться домой, забыть все это, как страшный сон. Вернуться, убежать, плюнуть на все. Вот если сейчас выйти из бронетранспортера по малой нужде – и через поле к перелеску. Никто ведь не заметит. Пусть сугробы у дороги, он проползет, он тихонечко…

Из оцепенения Воронова вывел толчок в плечо. Сидевший рядом Ратмир, хороший парень, жизнерадостный, доброжелательный такой, протянул Владмиру туес. Боец молча кивнул, поднес фляжку ко рту, сделал глоток. В горло потекла вязкая обжигающая жидкость. Красное крепленое вино. В этом мире водка и подобные ей спиртовые напитки не пользовались особой популярностью, их любили только в пограничье. Венды предпочитали пить мед, вина и такие вот смеси градусов в двадцать.

– Благодарствую, – выдохнул молодой человек, возвращая товарищу туес.

Крепкое вино не только согревало, но и успокаивало. Все дурные мысли вылетели, не выдержали соседства с добрым греческим вином. Жить сразу стало легче и веселей.

Вскоре полк получил разрешение двигаться дальше. Еще версты три, и передовые бронеходы свернули на расчищенную от снега грунтовку к замеченному с дороги перелеску. Здесь, под деревьями, пехота расположилась на отдых. Воздух был морозным, дул холодный ветер.

Командиры выставили оцепление и разрешили людям развернуть полевые палатки. Хоть какая-то возможность отогреться для тех, кому пришлось трястись в кузовах самоходов. Пусть стенки машин защищают от ветра, но ведь холодно же. Невозможно сидеть, не двигаясь, зябнешь моментально.

Десятой сотне несказанно повезло, ехали на пехотных бронетранспортерах. В десантных отделениях машин тепло, вентиляция работает. Можно лампочку включить, если бойницы зашторить. Единственное, металлические, обтянутые искусственной кожей сиденья задницу и спину натирают. Сидеть неудобно. И коленки в спинку сиденья впереди упираются.

Вечером, после разогретого в полевых печах ужина, командование соизволило доложить текущую обстановку. Противник яростно атакует наши позиции по Дону и Хопру, вводит в бой резервы. К настоящему времени на нескольких участках наши войска отошли на заранее подготовленные позиции. Натиск кайсаков не ослабевает.

В переводе с торжественно-бравурного на общечеловеческий это означало, что степняки решили-таки проломить оборону вендов. Вражеское наступление идет успешно, хотя венды и сопротивляются изо всех сил. На направлениях главных ударов кайсаки проломили передовые линии и втягиваются в прорыв. Это означало, что скоро начнется контрнаступление вендов. Хотелось бы верить, успешное.

Рано утром людей разбудила канонада. С севера доносился тяжелый мерный гул сотен орудий. Владмир с трудом разогнул спину, со стоном вытянул ноги. Ночка выдалась еще та. Бронетранспортер – машина хорошая, но спать в нем – это разновидность изощренного мазохизма.

– Подъем! – прозвучал в серьге жизнерадостный рев сотника Сухмана. – Полчаса на воскрешение. Просраться, умыться и строиться.

– Чтоб тебе самому в бронеходе жить! – искренне высказался Ратмир, нимало не беспокоясь, что сотник может его услышать.

Полевая сеть работала. У каждого бойца в ухе серьга с приемником, на воротнике кнопка микрофона.

Сидевший в корме бронехода Виктор Николаевич распахнул люк. В машину ворвался морозный воздух, пахнущий лесной свежестью и моторной гарью. Букет еще тот. Вкусовая композиция сногсшибательна, но по сравнению с затхлой атмосферой в десантном отделении это настоящая амброзия.