– К утру у вас все будет болеть, – отвечает она. – Большинство лекарств вам уже отменяют, но скажите, если почувствуете себя совсем плохо, ладно?.. Ах да, к вам только что пришел посетитель. Уже очень поздно, обычно мы в такое время никого не пускаем, но он утверждает, что он ваш бойфренд.

– Хавьер? – Я делаю усилие, чтобы сесть. – Не могли бы вы пропустить его? Пожалуйста…

Когда дверь открывается, до меня с запозданием доходит, что это на самом деле может быть вовсе не Хавьер, а тот человек, который подстроил мне аварию и теперь пришел докончить дело, и я открываю рот, чтобы позвать стоящего за дверью копа… но просто судорожно втягиваю воздух. Из глаз моих катятся жаркие слезы облегчения при виде Хавьера – он действительно здесь, он бросается ко мне от дверей. Потом осторожно обнимает меня. Я утыкаюсь носом в основание его шеи и делаю глубокий вдох. Чувствую его запах – мятное мыло, кожа, пот, легкий запах пороха. Хави все еще одет в форму резервиста. Объятие переходит в поцелуй, и это наполняет меня теплом и самым идеальным в мире ощущением покоя.

Я делаю вдох, возобновляя поцелуй, и мне кажется, что Хавьер тоже ощущает этот покой. Мы не прерываемся долго, долго, пока в бок мне не впивается колючая боль. Я вздрагиваю. Тогда Хавьер опускает меня обратно на подушки и придвигает кресло, чтобы сесть и держать меня за руку.

– Я так рад, что ты в порядке, – говорит он. – Ты же в порядке, верно?

– Да. И с ребенком тоже все хорошо. – Впечатления от прошедшего дня остались смутные и размытые – включая визит Гвен, Сэма и детей. Я едва запомнила присутствие папы и Престера, но знаю, что они были здесь. Однако понимание того, что с моим ребенком все хорошо, остается совершенно отчетливым и прекрасным. Как и любовь в глазах Хавьера. – Врачи проводили исследования. Все будет в порядке.

Но даже говоря это, я знаю, что это не так – если только я не позабочусь, чтобы все действительно было в порядке. Теперь, когда мое состояние стабилизировалось, я ощущаю злость. Тот безымянный водитель хотел причинить мне вред и этим поставил под угрозу моего ребенка; меня трясет от ярости.

Хавьер, пытаясь сдержать слезы, целует мою ладонь, стараясь не потревожить трубки капельницы. Он тоже сердит, но скрывает это лучше.

– Держу пари, тебе невыносимо лежать здесь.

– Никаких пари. Я и так едва удерживаюсь, чтобы не вырвать эти иглы и не удрать через окно.

– Ты потеряла много крови, к тому же твоя палата на третьем этаже, так что это не вариант. – Он улыбается, и это так прекрасно, что у меня перехватывает дыхание. – Оставайся со мной, здесь. Ладно?

– Ладно, – отвечаю я, потому что не могу не согласиться с ним, когда он так улыбается. Это мощное колдовство. – Как прошли сборы? Где ты был?

Я никогда не спрашиваю об этом заранее, потому что Хавьер не должен рассказывать. Но теперь он вернулся.

– Мы были в море, на корабле, – говорит Хави. – Чтобы вернуться домой, я поймал попутную «птичку». Меня высадили на авиабазе в Миллингтоне, там я арендовал машину и приехал сюда. Извини, что заявился к тебе так поздно.

С корабля в море – и сюда?

– Ты не поздно, малыш. Ты пришел именно тогда, когда был мне нужен.

Я прикладываю руку к его щеке. Он целует мою ладонь.

– Хорошо же тебя обкололи, если ты говоришь мне такие вещи и тем более называешь меня малышом.

– Наверное.

Я чувствую себя как следует проутюженной – теплой и без единой складки.

– Насколько все серьезно?

– Черепно-мозговая травма от удара, сотрясение, могло быть хуже, – докладываю я. – Порезы и синяки. Одно сломанное ребро, но его как следует зафиксировали. Я говорила о том, что с ребенком все в порядке?

– Говорила. Значит, по сути, нужно выправить вмятины и заново покрасить, и ты будешь как новенькая, – говорит Хави. – Вот только я хотел бы, чтобы ты отправилась домой и некоторое время ни во что не влипала. Ты ведь знаешь это, Кец?

– Знаю.

– За кем ты гналась, черт возьми?

– Откуда ты знаешь, что я за кем-то гналась? – Он лишь бросает на меня взгляд, и я не могу не улыбнуться. – За плохим парнем. Думаю, по-настоящему плохим. Но сейчас трудно сказать точно. Расследовать это дело – все равно что сражаться с туманом.

– Ты не будешь сражаться с туманом. Ты останешься дома, пока туман не рассеется.

– Ты такой милый, когда принимаешься кого-то защищать.

– Кец…

– Ты останешься со мной на ночь, или ты слишком устал?

– Это кресло раскладывается, – отвечает он. – Я никуда не уйду, пока тебя не выпишут, corazón[9]. И кроме того, ты не поужинала. Мне велели сообщить, если ты проголодаешься. Хочешь есть?

Я понятия не имею, но чувствую, что должна была проголодаться.

– Если на десерт будет пудинг, то он – мне, а если фруктовый салат – то весь тебе.

– Договорились. Я попрошу принести.

Снова уплываю в дрему и просыпаюсь от того, что передо мной ставят поднос. Хавьер открывает блюда, точно официант, ожидающий чаевых в 30 процентов.

– Мадам, ваш очень поздний ужин в этот вечер состоит из стейка по-солсберийски – предположительно, – каких-то овощей, холодного чая, фруктового салата и пудинга. Мы оба выиграли. Но ты выиграла меньше, потому что должна съесть этот стейк по черт-знает-каковски.

– Я ничего не должна, мистер. – Я понимаю, что не голодна, просто хочу спать. Но Хави качает головой и начинает резать мясо, пригрозив, что накормит меня с ложечки, словно капризного ребенка, поэтому я беру вилку и начинаю есть сама. Стейк остыл, да и до того уже был невкусный. Мы оба быстро переходим к десерту, и уж его-то смакуем не торопясь.

– Поздравляю, – говорит Хави. – Это намного хуже, чем морпеховская жратва, а это само по себе о чем-то говорит, потому что армия марширует посредством желудка, но морпехи не маршируют, а потому и не едят как следует.

Он лжет, но это тоже нормально. Мы обсуждаем, что посмотреть – я выбираю сериал «Проект Подиум», вопреки возражениям Хавьера, – а потом сидим в удовлетворенном молчании, пока я не засыпаю. Снова.

Примерно в три часа ночи просыпаюсь опять; выплываю из темноты только потому, что слышу, как разговаривает Хави. Я знаю этот тон – Хавьер недоволен, и это мгновенно выдергивает меня из мутной дремы. У двери комнаты стоят двое, и Хавьер противостоит им, говоря:

– Нет, приходите позже, сейчас ей нужно отдыхать…

– Я проснулась, – сообщаю я ему, нашариваю переключатель и щелкаю им, чтобы трансформировать кровать для полусидячего положения. Потом включаю в комнате свет и моргаю от яркого сияния ламп. – Кто там?

– Престер, – говорит Хави и отходит назад, чтобы смутные тени, маячащие в коридоре, могли войти. – И какой-то тип, которого я не знаю.