Дальше к северу ветер ослабевает еще больше, а жара усиливается. Корабли идут по сверкающему морю под огненным небом. Прошло больше месяца, как южная оконечность Америки была потеряна из виду.

И вот последние запасы соленой рыбы и мяса пингвинов съедены, пришлось питаться одними галетами. «Галеты, – писал Пигафетта, летописец экспедиции, – из хлебных сухарей превратились в смесь пыли и мышиного помета. Вода протухла, отвратительно пахла, пить ее было невыносимо». К галетам подмешивали древесные опилки, норму воды уменьшили до одного стакана в день на человека. Над океаном, спасаясь от акул, носились стаи летучих рыб, некоторые рыбы падали на палубу, и голодные моряки хватали их и пожирали сырыми. Среди матросов завелся обычай устраивать охоту на крыс – потом он еще долго сохранялся на старых парусных судах: «охотник» укладывался прямо на пол где-нибудь в темном закоулке с кусочком заплесневелой галеты в зубах и, когда подбегала крыса, хватал ее голыми руками. Каждая стоила полдуката золотом.

В начале похода Магеллан объявил, что ни при каких обстоятельствах экспедиция не повернет назад: «Если надо, будем есть кожу на реях». И настал день, когда Пигафетта записал в своем дневнике: «Чтобы не умереть с голоду, мы ели куски кожи, которой обтянут большой рей. Пробыв больше года под дождями и ветрами, кожа так задубела, что ее приходилось вымачивать в морской воде четыре-пять дней, чтобы размягчить, а после сварить и съесть».

Погода стояла прекрасная, но на всех судах разом объявился невидимый враг, который в ту эпоху доставлял судовым командам множество бед: цинга.

Полностью лишенные свежей пищи, иными словами, жизненного минимума витаминов, девятнадцать моряков Магеллана умерли от цинги – у них гноились десны, выпадали зубы, распухало нёбо, отекали ноги. Заболел и сам Магеллан, однако сумел выстоять.

На горизонте заметили несколько скалистых островов, которые Магеллан назвал «Несчастными». Наконец 14 января 1521 года показался остров, сплошь покрытый лесом, – но его, как назло, окружали непреодолимые рифы; 25 января – новый остров, новая надежда: увы, море вокруг кишело акулами. Остров так и назвали – Тибуронес, то есть Акулий.

Утром 6 марта, на сто десятые сутки отплытия с Огненной Земли, на горизонте появились три новых острова: не голые скалы, а берега, покрытые богатой растительностью. На одном внимание привлекал пляж с золотистым песком. Почти все историки сходятся во мнении, что речь шла о самом южном из Марианских островов, о Гуаме.

Корабли находились еще на большом удалении от пляжа, когда на море появилось множество пирог с балансирами. Рослые, обнаженные, светло-коричневые, с длинными волосами, собранными на макушке в пучок, туземцы виртуозно владели веслом. Еще мгновение, и они оказались на борту – дружелюбные, улыбчивые, болтливые. Простодушные туземцы хватали все, что подворачивалось под руку. Измученная команда не реагировала. Дикари утащили даже корабельную шлюпку.

Магеллан отвел свои суда в открытое море, где дрейфовал всю ночь, не теряя остров из виду. Похоже, он колебался, поскольку давал себе слово не обижать туземцев. Но в то же время он, как и все, понимал, что речь идет о жизни или смерти, – надо любой ценой запастись провизией. На берег был высажен небольшой десант; моряки вернули украденные с кораблей вещи и доставили на борт рыбу, свиней, кокосовые орехи, бананы. В ходе этой вылазки семь дикарей были убиты. Когда Магеллан отплывал, его корабли окружало множество пирог, с которых в чужестранцев летел град камней. Магеллан назвал этот остров Воровским.

Так прошло первое столкновение европейцев с аборигенами Океании. Но не стоит делать поспешных обобщений. В отличие от обитателей некоторых других островов гуамцы относились к разновидности «хороших дикарей», были настроены миролюбиво и никому не хотели причинять вреда. Просто понятие собственности, присущее западному человеку, было им неведомо: по их представлениям, любой предмет, не защищенный табу, принадлежит тому, кто сумел его взять.

Измученные голодом и цингой стали возвращаться к жизни. Магеллан решил дать людям передышку, и корабли пристали к зеленому и, по всей видимости, незаселенному острову. И тотчас же туда устремились туземцы на пирогах. Магеллан велел команде укрыться в лесу, а сам вышел на песчаный берег в сопровождении раба Энрике и хрониста Пигафетты. Энрике был малаец, уроженец Суматры; в Европу его привез португальский корабль, который доставлял пряности привычным торговым путем: Индия, мыс Доброй Надежды, побережье Африки. Магеллан привязался к Энрике и даже в своем завещании даровал Энрике свободу и назначил ему пенсию.

Состоялся обмен приветствиями. Новые туземцы выглядели иначе, чем гуамские «воры». В обмен на безделушки и гребенки они принесли большие корзины, наполненные рыбой.

28 марта флотилия приблизилась к третьему острову. К судну подошла пирога, в ней сидело восемь мужчин.

– Спроси их, как называется остров, – распорядился Магеллан, обращаясь к верному Энрике.

Тот, недолго думая, обратился к туземцам на малайском, своем родном языке. От изумления местные жители онемели, а потом заговорили все разом: они понимали язык Энрике! Выходит, первым человеком, который совершил кругосветное плавание, был не белый, не европеец, а раб-малаец. Некогда он покинул Суматру, побывал в Индии, обогнул мыс Доброй Надежды, посетил Лисабон, а потом пересек Атлантику, обошел Патагонию и преодолел просторы Тихого океана.

Остров назывался Массауа, и правил там царек по имени Каламбу.

Ни малаец Энрике, ни Магеллан, ни моряки не осознали, по-видимому, всей важности своего невиданного подвига. Их занимала лишь одна мысль: Молуккские острова совсем рядом, а на них можно добыть пряности.

Восемь туземцев приняли подарки, потом пирога удалилась. Через несколько часов появились две большие лодки. В одной из них под балдахином из плетеного тростника восседал вождь. На борт адмиральского судна поднялась небольшая делегация, но вождь остался в лодке.

На следующий день Энрике высадился на острове, принял подарки и убедил вождя нанести визит Магеллану. Каламбу прибыл и на сей раз взошел на борт адмиральского судна «Тринидад». На нем был вышитый саронг, его волосы свободно падали на плечи. С ним прибыли шесть приближенных.

– Вам надо нанести визит великому правителю всех островов, – сказал он Магеллану. – Это раджа Хумабон. Он живет в Себу.

Себу – портовый город на острове того же названия в Филиппинском архипелаге. 4 апреля флотилия, возглавляемая Каламбу, покинула Массауа и 7 апреля подошла к Себу.

Уже на подходе Магеллан определил, что это большой порт. На рейде стояли чужеземные джонки. Для большей торжественности корабли произвели приветственный залп из орудий. Туземцы разбежались в разные стороны. Магеллан немедленно послал Энрике на берег заверить раджу, что чужестранцы прибыли с мирными намерениями. Раб объяснил Хумабону, что Магеллан, его хозяин, служит величайшему монарху на земле. По приказу испанского короля он пересек океан, чтобы добраться до островов пряностей, и специально завернул выразить почтение королю Себу. Он просит лишь об установлении деловых отношений.