Когда Мэри подошла, Азрафил встал, ввел ее на свой трон, посадил около себя и протянул ей свою чашу, но когда Мэри увидела, что в ней вместо вина налита парная кровь, то с омерзением отшатнулась. Азрафил расхохотался, неожиданно запрокинул ей голову и влил в рот, несмотря на сопротивление, густую и жгучую жидкость. Этот эпизод был встречен взрывом рукоплесканий, а затем оргия пошла своим чередом и, видимо, достигла апогея. Трудно было бы описать все там происходившее: грянула донельзя разноголосая и хаотическая музыка, если можно назвать музыкой доносившийся звуковой ураган, в котором слышались будто и рев бури, и стоны пытаемых, и вопли ужаса умиравших жертв, и отчаянное рычание избиваемых животных.

Вдруг произошло нечто совершенно неожиданное. Красный свет побледнел, словно погас, и сменился белесоватой мглой, а в это время из-под свода сверкнул широкий серебристый луч. Наступила секунда мертвой тишины, но потом все присутствующие повскакали с мест, дико вопя, как перепуганное стадо шарахнулись в конец залы и скучились там с искаженными от бешенства и страха лицами. Азрафил первый широким скачком очутился в конце комнаты, увлекая за собой Мэри: из поясницы у него взвился огромный хвост, который, точно веревкой, обвил молодую девушку и привязал к могучему демону. Стол пиршества исчез.

А в полосе света обрисовалось удивительное шествие, нисходившее точно с облачной выси, и во главе его был величавый старец в длинном ослепительно белом одеянии и мантии, словно затканной алмазами. На серебристой голове его покоился венец из шести лучей столь ослепительного света, что на него трудно было смотреть, а в руке он держал крест, излучающий снопы света, отливавшие всеми цветами радуги. Около старца стоял высокого роста молодой человек, также в белом, а из черных волос его блестело золотистое пламя, черная бородка обрамляла нижнюю часть его лица. В одной руке он держал лучезарный крест, а в другой — меч, с лезвием, горевшим как огонь.

Позади этих двух представителей высших и чистых сил двигалась масса людей в рыцарском одеянии и коротких серебристых туниках. На груди каждого была вышита увенчанная крестом чаша и каждый также был вооружен крестом и мечом. Вокруг группировались белые, прозрачные фигуры в блестящем облачении, а далее виднелись туманные массы неясно очерченных существ — стихийных духов, подчиненных магам. Нежное, стройное пение, звучавшее невыразимо могучей силой, потрясало стены сатанинского дворца.

Между тем, адский притон представлял страшную картину. Попадав на землю, служители зла катались в судорогах, а из их разинутых ртов текла зеленоватая студенистая слюна. Вдруг Азрафил с видимым усилием выпрямился, завыл, как дикий зверь, и стал пускать в чистого духа огненные стрелы, а его пример ободрил остальных. Стоя на коленях, с искаженными злобой и яростью лицами они подражали своему владыке. Скоро град раскаленных снарядов засвистел в воздухе и обрушился на послов света, которые, тем не менее, двигались, презирая страдания, причиняемые прикосновением заряженных излученный зла. Люди напрасно воображают будто победа над царством зла дается легко даже высшим существам. Нет. Борьба с адом тяжка и трудна, но высокие духи жертвуют собою, чтобы вырвать у демонов души, еще способные к раскаянию, и не отступают перед трудностями боя.

Медленно, но безостановочно, приближалось воинство добра, пение становилось все могучее, и по мере того, как снопы исходившего от них света достигли группы демонов, между сатанистами началось смятение. Несколько мужчин и женщин, голых и отвратительных, отделились от толпы, стараясь ползком добраться до границы полосы света. То были несчастные, в сердце которых еще тлело все-таки сознание их духовной нищеты, и потому их неудержимо влекла к себе гармония добра. Крест в руке старца бросал во все стороны снопы золотистых искр, а благозвучный голос призывал их и ободрял, суля помощь и прощение. В то же время серебристые огоньки посыпались сверху, точно хлопья снега, а как только огонек падал на демона, тот начинал корчиться, воя от боли, и руки его бессильно опускались.[1]

Но вид дезертиров вызвал однако между остальными сатанистами взрыв бешенства. Какие-то черные снаряды градом посыпались в несчастных и те корчились, крича от боли, некоторые даже ослабели, и лежали неподвижно, другие же выдерживали и упорно продолжали ползти, а расстояние между ними и светлым лучом все уменьшалось. Вдруг старец склонился к ним и прикрыл их своей алмазной мантией. Широко раскрытыми глазами глядела Мэри и страшный просвет наступал в ее душе: она понимала, что погибла, и ею овладело страстное желание приблизиться к свету и бежать из страшного места. Она отбивалась, как безумная, но дьявольская связь, спутавшая ее с демоном, не отпускала, а врезывалась, как огненная полоса. Когда она увидела, что воины добра поднимаются в воздух и исчезают, ее охватило такое отчаяние, что она опять стала отбиваться и кричать, но теперь ничто более не задерживало ее и никто как будто не обращал на нее внимание. В нескольких шагах от нее стоял Азрафил, расстроенный и точно потускневший, и около него Уриель и несколько мужчин, которые оживленно разговаривали. Многие из пировавших были неподвижно распростерты на земле.

Кругом был золотистый полусвет и витавшие в воздухе белоснежные хлопья, наподобие паутины, указывали на посещение дьявольского притона силами света.

Мэри не поняла, что говорил Азрафил: по-видимому, он что-то приказал, так как Уриель с другими вышли из залы. Вскоре Мэри услышала крики, рычание и шум борьбы, а затем увидела возвращавшегося Уриеля со спутниками. Они тащили грязную, тощую женщину с животным выражением и искаженным страхом лицом. Она с геркулесовой силой отбивалась от державших ее, а те не выпускали ее, и туча чертенят впилась, как пьявки, в мощное тело ведьмы. Но несмотря на неистовые вопли женщину повалили на землю, к ногам Азрафила. В руке Уриеля сверкнул нож с раскаленным лезвием, который он и вонзил по рукоятку в тело жертвы. Кровь фонтаном брызнула из раны и расплылась в воздухе в виде темной дымки. Азрафил первым бросился вперед и напился горячей крови, которая как будто подкрепила его, а за ним и другие поползли к трупу, чтобы также утолить свою жажду.

Однако, очевидно, сатанинская свадьба была совершенно расстроена, судя по тому, как Азрафил обратился к Уриелю, видимо, мрачный и взбешенный.

— Уведи Ральду. Я позову ее, когда очищусь от заразы этого… небесного визита.

Уриель склонился до земли, а затем увел Мэри в смежную комнату.

- Нам надо одеться. Стало ужасно холодно после этого приключения.

Только теперь Мэри ощутила ледяную стужу и вздрогнула.

— Вот, возьмите это, — сказал Уриель, доставая из висевшего на поясе мешка два трико из тонкой, мягкой и блестящей, как шелк, ткани. Пока они с Мэри одевались, он прибавил: — Ну можно ли не ненавидеть их, этих чудовищ сверху. Они постоянно суются, чтобы мешать нам, и портят наши пиршества, а все под предлогом спасения каких-нибудь "кающихся душ", призывающих будто бы их. Мы, конечно, защищаем своих из принципа, но в сущности это глупо: следовало бы прогнать отсюда эту нетвердую во зле и вечно воющую дрянь.