Турок, как и всякий мусульманин, не испытывает чрезмерного горя перед лицом смерти; напротив, он радуется тому, что усопший достиг рая, «садов Аллаха». Что не мешает ему молиться на могиле о ниспослании покойнику райского блаженства. Впрочем, этим заняты в основном женщины, которые по пятницам часто посещают кладбище. Кладбище помимо основной своей функции представляет собой приятное место для прогулок; оно обычно засажено высокими красивыми деревьями — особенно кипарисами, как в Ускюдаре.

С рождения и примерно до семи лет ребенок живет в гареме под попечением либо матери (если семья бедна), либо кормилицы; несколько повзрослев, он переходит под надзор «гувернантки» (если семья занимает достаточно высокое социальное и имущественное положение). Так или иначе, основная ответственность за его первоначальное воспитание лежит на матери: именно она следит за тем, чтобы ее ребенок, мальчик или девочка, был почтительным по отношению к своим родителям и усвоил элементы вежливости, столь высоко ценимой турками в общественных связях. С пяти лет он обучается некоторым молитвам и тому, как совершать ритуальные омовения. Мать или бабушка рассказывают ему традиционные турецкие сказки, истории, легенды, иногда басни. Он обычно сопровождает женщин, когда те отправляются в хамам или на кладбище; и прогулки эти — для него развлечение, вылазки во внешний мир из тесного мирка гарема и не столь уж просторного семейного сада. Но больше всего ребенок любит праздники, когда он, одетый во все новое, получает подарки и принимает участие в общем веселье.

Мальчик в гораздо большей степени привлекает к себе внимание и заботы, нежели девочка: ведь это именно на него возлагаются надежды и с ним связываются чаяния семьи. Вот почему он делает все, чего только ни пожелает, и все проказы сходят ему с рук Его не наказывают — самое большее, пожурят, причем не слишком сурово. Если он по какой-либо причине плачет — это большое событие, и все бросаются его утешать, произнося известные только женщинам заклинания. Таким образом, мальчик превращается в избалованное капризное дитя, которое смотрит на весь гарем как на свою прислугу. Это, очевидно, не лучшая система воспитания: в любом случае она взращивает в маленькой головке мысль о том, что женщины созданы лишь для того, чтобы со всей возможной преданностью и полной готовностью выполнять желания мужчины. Из этого общего жизненного правила он делает все же одно исключение — для своей матери, которая научила его чтить себя; и это чувство почтения он сохранит, пока она жива.

Что касается девочек, то заботятся о них меньше и их вовсе не балуют. Впрочем, до периода полового созревания они не знают и обычных для женщин запретов. До поры до времени они не носят вуали. В наименее обеспеченных семьях именно на них ложится обязанность делать мелкие каждодневные покупки, а для этого они, естественно, выбегают на улицу. Но с момента, когда в девочке начинают видеть девушку (а это случается иногда даже в десятилетнем возрасте), с прежней относительной свободой ей приходится проститься, и она отныне входит, без каких бы то ни было изъятий, в общую жизнь женщин дома.

Общепринято обучать девочек молитвам и основным принципам мусульманской веры, но на этом чаще всего и останавливается их умственное и духовное развитие. Только в богатых семьях воспитание девочек (а позднее и девушек) продолжается уроками музыки, пения, декламации избранных стихов и поэм. В семьях же среднего достатка и ниже их учат исключительно тому, как решать разнообразные задачи по ведению домашнего хозяйства, и вырабатывают у них соответствующие навыки. О том, чтобы девушка обучалась в школе или иных учебных заведениях, в описываемую эпоху не могло быть и речи. Если историки и летописцы той поры и отмечают появление нескольких образованных женщин, то эти редчайшие исключения лишь подтверждают общее правило. Женщины эти либо вышли из знатных семей, почерпнув образованность из «частных уроков», либо речь идет о невольницах европейского происхождения, которые в новой для них среде проявили знания, накопленные в годы юности на Западе.

От матери и бабушки ребенок познает все местные суеверия, узнает, где практически проходит рубеж между тем, что допустимо, и тем, что запретно; заучивает формулы, которые следует произносить при таких-то и таких-то конкретных обстоятельствах. Так он обучается, с одной стороны, традициям, которые полагается уважать и соблюдать, а с другой — «умению жить», которое как раз и включает в себя следование неписаным, но действующим обычаям и правилам, знание которых каждому турку и в особенности столичному жителю совершенно необходимо для того, чтобы не выглядеть в своем родном городе «варваром», то есть иностранцем. Существует, без всякого сомнения, «социальное воспитание»: обычно оно лишь с трудом различимо, но тем не менее вполне реально. Такое воспитание позволяет, пусть иногда в устаревших и упрощенных формах, усвоить самую сущность турецкой цивилизации — цивилизации, которая несет с собой как воспоминания о далеких предках, пришедших из глубин Средней Азии, так и наследие исламской культуры.

Выходя из-под опеки матери и расставаясь с женским окружением гарема, турецкий мальчик оказывается на перепутье. Впрочем, выбора дальнейшего жизненного пути, по сути, не существует, или, точнее, выбор этот заранее предопределен фактом принадлежности к определенной семье. Если отец мальчика занимает скромное общественное положение рабочего, подмастерья или мелкого торговца, то и перед мальчиком открывается лишь перспектива повторения того же жизненного пути (если, конечно, его вдруг не свернет в сторону какое-либо непредвиденное событие). Зато если его отец занимает видную должность на государственной службе или принадлежит к достаточно высокому слою столичного общества, то и мальчику предстоит более или менее длительное и углубленное обучение, которое даст ему доступ на первую ступень либо юридической, либо административной карьеры.

Если он не пользуется услугами частного воспитателя, то в возрасте от пяти до семи лет становится учеником «начальной» школы (мектеб-и сыбьян — «школы для отроков») в своем квартале — школы, которая чаще всего располагается по соседству с мечетью и которая своим существованием обязана щедрости какого-нибудь благочестивого дарителя. Обычно школы эти строятся из камня и состоят из одного только учебного помещения, в народе их так и называют — таш мектеб, «каменная школа», может быть, для того чтобы отличить их от классов, которые действовали в здании той же мечети, когда еще не было таш мектеба. Обстановка в ней предельно проста: ковер (иногда скамья) для учителя, который сидит на нем, скрестив ноги и поджав под себя пятки; в такой же позе сидят и его ученики — кто на циновке, кто на коврике, а кто и прямо на земле. Учитель (му'аллим) — обычно человек уже в годах, он знает Коран и умеет писать — чем его знания и ограничиваются; но от него для обучения мальчиков ничего больше и не требуется. Школьный реквизит сводится к минимуму. Для самых маленьких или самых посредственных учеников это деревянная дощечка, обмазанная глиной или разжиженным мелом, и заостренная палочка для письма. Те, кто успел проявить прилежание и способности, вознаграждаются листом бумаги и тростниковым каламом, при помощи которого пишут чернилами. Метод обучения предполагает мобилизацию памяти в большей степени, нежели интеллекта: учитель велит своим ученикам заучивать наизусть стихи Корана, смысл которых мальчики еще не понимают, так как священная книга мусульман написана по-арабски. Ученики повторяют эти стихи хором, скандируя их столько раз, «сколько необходимо для того, чтобы они остались в памяти и никогда не покидали ее». На решение этой важнейшей задачи уходит львиная доля всего учебного времени. Кроме того, учитель сначала учит мальчиков писать арабскими буквами, а затем — переписать один из тех коранических стихов, что они заучили наизусть: на упражнение уходит столько времени, сколько нужно, иногда (первоначально) — несколько дней. Это вступительное изучение Корана дополняется заучиванием молитв и тех жестов и поз, которые следует принимать при их чтении наизусть. К этому-то и сводится вся миссия учителя, который, к слову сказать, обычно вовсе не отличается широкой эрудицией. Если его образованность все же выше среднего уровня, то он дает своим питомцам некоторые элементарные сведения из области грамматики, несколько доступных их пониманию литературных произведений, а также учит их считать и производить четыре основных арифметических действия. Но, во всяком случае, он гораздо сильнее в пересказе старинных легенд, сказок, притчей, необыкновенных и славных историй из жизни предков ныне царствующего султана. От него не требуют большего, да и сам он на большее не способен. Часто му’аллим присваивает это довольно почетное звание по собственному почину, опираясь на сумму более или менее случайных знаний, которую ему удалось накопить; однако в некоторых школах учителя выбирают из нескольких претендентов после ознакомления со степенью их компетенции в тех вопросах, которые они собираются освещать перед учениками. Впрочем, знание Корана и умение переписывать из него стихи по-арабски оказываются вполне достаточным условием того, чтобы родители с полным доверием передали ему для обучения своих сыновей.