Чернова встала, нарезала хлеба, сыра и колбасы, наделала нам бутербродов на вечер. Всучила свёрток мне в руки, дежурно чмокнула каждого в щёку и выпроводила за дверь. А когда мы загремели сапогами по лестнице, она нам вслед громко сказала: «Жениться вам надо, мужики! Пора уже, пора!» И закрыла дверь.

На выходе из подъезда было три ступеньки. На средней ступеньке лежал новенький металлический рубль. Коля остановился и гневно уставился на денежку. Потом поднял монету, злобно изрёк: «Ох, и рублёвый же сегодня день!» – и с этими словами с силой зашвырнул находку в кусты.

Это сейчас смешно, а тогда считалось круто! Одиннадцать лошадиных сил, один цилиндр, не то триста пятьдесят, не то пятьсот рублей цена – конечно, советских рублей – за маленький, но хороший мотоцикл. Хотя рассказ вообще-то не о мотоцикле. Рассказ о жизни нашей, жизни двух молодых оболтусов на выпускном курсе Военно-Медицинской Академии.

Нам после лотерейной «Нивы» почему-то очень захотелось обзавестись собственным транспортом. После истории с лотерейным билетом мы с неделю мечтали, куда бы мы ездили и как хорошо бы проводили время, будь у нас «Нива». Но это скоро прошло.

Иду я как-то по улице Боткинской и вижу картину: Коля Миляев пьяный идет. В одной руке фуражка, в другой сырая курица. Курицу он за шею держит и этой же рукою пытается голосовать – такси ловит. Сильно меня озадачило, куда же это Коля в таком виде и с таким предметом собрался? Озадачило потому, что жил я с этим организмом уже шестой год в одной комнате и за это время повадки его изучил. А до нашей родной факультетской общаги всего три дома пройти оставалось. Тут какой-то таксёр останавливается. Коля с грохотом забрасывает курицу на крышу, склоняется к окошку, объявляет цену в рубль и называет адрес. Таксиста аж перекосило – дёрнул с места, только грязь по тротуару разлетелась. Коля, грозя курицей, вслед матюками посыпал. Надо бы подойти, разобраться:

– Привет, Колян! Ты чё буянишь?

– Привет, Лом! Праздник у нас, а это чмо везти меня отказалось. Говорит, что близко, сам мол дойду. А мы с тобой с сего дня счастливцы – жилплощадь у нас появилась!

Оказалось вот что – Коля с Марией Васильевной познакомился. Когда Коля произносил женское имя, пусть даже с отчеством, представлялось существо юное, в самом крайнем случае лет двадцати пяти, и обычно не слишком отягощенное моральными нормами. Здесь все было иначе. Мария Васильевна оказалась женщиной строгих правил и семидесяти шести лет от роду. Познакомился с ней Коля в метро. Подробностей не знаю, но картинка была весьма тимуровская – тащила бабка чемодан, а Коля вызвался помочь. Он был в форме, так что у бабки никаких сомнений не возникло и помощи она обрадовалась. Нести от метро было далековато, по пути Коля успел выяснить, что живет бабуля одна в своем доме. Дом под Ленинградом, в Шувалово, но отопления и воды нет. Вот и ездит баба Маша зимовать к сыну в Ленинград, уж очень ей трудно стало печь топить да воду таскать. Коля ситуацию просёк и не долго думая, предложил у нее в доме поселиться. За сто рублей до тепла – с первого октября до первого мая. Бабка для виду попричитала, что уж лет пять как ни дров, ни угля она не завозила, но согласилась. Коля занес чемодан, потом съездил в сберкассу и к вечеру имел на руках бабулин подарок в виде курицы и ключи от усадьбы, временно перешедшей в его собственность. По этому поводу он и зашел в ресторан, да, судя по его поведению, хватил там лишку. С Колиных слов выходило, что в ресторане тоже работают одни сволочи, как и в такси, – курицу в гардероб брать долго отказывались.

Свою половину – пятьдесят рублей – я отдал Миле сразу, минут через пять после встречи на Боткинской, какой же дурак откажется пожить в особняке! Еще с полчаса мы укладывали наши нехитрые пожитки. Минут двадцать ходили по общаге и рассказывали каждому встречному и поперечному о свалившейся на нас удаче. Потом тащились на Финляндский Вокзал и ждали электричку. А потом минут сорок тряслись в ней и столько же добирались пехом от станции до дачи. Уже тогда я понял, что путь туда-обратно много времени будет занимать.

Дом оказался славным – три комнаты, две печки, во дворе туалет, сарай и банька. С отоплением проблема быстро решилась – ещё когда вдоль железки шли, приметили мы громадный бурт угля и штабель шпал рядом. В сарае нашлись две тачки и двуручная пила, а остальное было делом техники. Грех это, воровство социалистической собственности, но холод не тётка. По ночам отправлялись мы на заготовки – насыпали тачку антрацита, и распиливали одну шпалу. Шпалы горели плохо, а уголь хорошо. Комбинация получалась что надо – не жарко и не холодно. А с банькой раз вообще прикол вышел – по первому снегу мы её натопили, напарились и выскочили остудиться голяком во двор. А из-за забора «хи-хи!» Две дамы стоят. Оказалось, из консерватории – одна на скрипке играла, другая на виолончели. Нашли себе студентки квартирку, как и мы, – вдали от суеты, чтоб было им легче музыкой заниматься. Ух, мы потом до самого мая такие творческие вечера с ними закатывали! Да и не только с ними – половина нашего взвода и половина их группы к нам в гости заходила культурно отдыхать. Но это к слову просто вспомнилось.

Дня через три после заселения поняли мы, что дорожную проблему надо как-то решать – уж очень рано вставать приходилось и домой поздно возвращаться. Стукнула нам идея купить в складчину собственное транспортное средство. Самой дешевой техникой, способной увезти двух человек, был мотоцикл «Минск». Судьбу его мы ещё до покупки определили – вот выпустимся, кинем монетку. Кому удача выпадет, тот мотоцикл заберет. А после госэкзаменов решили мы билеты на поезд не брать, на мотоцикле своим ходом домой поехать и Союз посмотреть. Короче, полезное с приятным сочеталось во всех отношениях. В ближайшую пятницу мы от «школы» закосили и вернулись домой уже на мотоцикле. Вернулись далеко за полночь. С самого утра поехали в автомагазин (кроме «мотиков» и мопедов там ничего и не было, дефицит, мать его), оттуда в ГАИ за номером, потом на заправку, а потом дотемна катались по Ленинграду и окрестностям, пока не замерзли как цуцики.

Зато в субботу мы заявились на занятия уже своим ходом. А занятие было по детским болезням, в том же здании, где военно-полевая хирургия, только вход сбоку. Спрашивается, куда девать мотоцикл, пока мы по кафедрам шляемся? В первый день мы опоздали, потому что пришлось упрашивать солдата открыть нам ворота парка, где можно было без забот бросить мотоцикл. Во второй день мы его отогнали чёрте-куда, аж за клуб, потом бежали в клинику и опять опоздали. А на третий день Коля решил проблему самым радикальным образом – ставить мотоцикл прямо перед кафедрами. Возле Детских Болезней неудобно, там тротуар узкий, а перед ВПХ в самый раз.

У нас перед домом стояла пустая собачья будка, на которой висела толстенная цепь. Сарай мы не закрывали, но на дверях там был здоровый амбарный замок. Ни цепь, ни замок не использовались, и мы решили сделать из них простейшее противоугонное устройство – привязывать мотоцикл за колонну, что держит козырек перед входом на кафедру.

Сюрреалистичная была картинка – стоят генеральские да полковничьи «Волги»-«Жигули», тут подъезжают на мотоцикле два хлюста в звании рядовых, достают тяжелую цепь с амбарным замком и цепляют свой мотоцикл прямо перед дверями. Потом идут в раздевалку и сдают там свои мотоциклетные шлемы. Недели две всё нормально было. Уж холодно стало – мы на зимнюю форму перешли. Стали в шинелях ездить. Подъезжаем как-то раз к хирургии, а из окошек больные нам гипсами да костылями приветственно машут. Должен вам сказать, что тогда война в Афганистане шла, так что половина больных – раненые офицеры. Мы от такого внимания немножко обалдели. Оказалось, что припаркованный по-наглому мотоцикл все кафедральное начальство страшно разозлил, а раненым такая курсантская борзость наоборот понравилась. А нам никто ничего не говорил, мы и на следующий день под общее ликование прикатили.