Смерть отца Ливия перенесла очень тяжело, но тем не менее она понимала и стремление Натана оказаться за тысячи морских миль от того места, которое двенадцать лет служило ему домом.

Ливия вздохнула, устало и беспомощно.

– Вы говорите, что немецкое консульство поможет нам вернуться. Но куда? У нас нет ни дома, ни денег, ни работы. Полная пустота! Я думаю, что Натан так держится за вашу семью единственно по этой причине. Чтобы хотя бы иметь крышу над головой. Поскольку он действительно не знает, куда ему деваться.

Фредерик поднялся, медленно разглаживая волосы у себя на затылке.

– Дело дрянь, – пробурчал он, явно имея в виду то обстоятельство, что именно Вирджиния стала жертвой записного неудачника, неисправимого прожектера, провалившего многое в своей жизни.

– Черт побери, я хочу знать, что намеревается делать ваш благоверный, – продолжал Фредерик. – Он решил у нас навеки поселиться, да? Или он все-таки думает о том, как выбраться из этой запутанной ситуации, а?

– Он полагает, что можно потребовать возмещение убытков через суд…

Фредерик снова усмехнулся:

– О чем вы говорите, Ливия? На полного идиота он не похож. Сомнительно, что вам вообще удастся установить, какой именно корабль налетел на вас среди ночи. И даже если допустить, что вы сумеете это выяснить, судебный процесс может длиться годами! Где и на что он собирается жить все это время?

Ливия подняла голову и посмотрела Фредерику в глаза:

– Не знаю. Я ничего не знаю, правда. Я сильно болела. В последние дни он вообще не сообщал мне ничего о своих планах. Я не знаю даже всего, что случилось за то время, пока я лежала в больнице. Где Натан, где ваша жена – мне известно не больше вас. Клянусь вам. Мистер Квентин, прошу вас только об одном, не выбрасывайте меня на улицу. Мне совершенно некуда идти.

Взгляд, которым Фредерик окинул Ливию, не был брезгливым, но в нем с предельной отчетливостью отразился немой укор. Чувство безграничного унижения захлестнуло Ливию всю без остатка, и она даже на несколько секунд прикрыла глаза рукой от невыносимого стыда.

Пусть. Но он хотя бы не выставит ее за дверь.

Они ехали уже два часа, и Вирджиния почувствовала, что страшно проголодалась. А ведь еще сегодня утром, проснувшись в холоде и тьме, она думала о еде с отвращением. Все мышцы и кости у нее ныли, шея затекла. Повернув голову, она даже легонько вскрикнула от боли. На улице было холодно и сыро, и, несмотря на сумерки, она сразу заметила, что на землю опускается непроницаемый туман.

«Да, я, похоже, уже не гожусь для того, чтобы ночевать в машине, – хмуро думала Вирджиния. – Старею».

Она толкнула дверь автомобиля, выскользнула наружу, с усилием стянула с себя джинсы и трусики и присела прямо в мокрой траве. Было темно, и ни души вокруг. Их машина стояла на обочине второстепенной дороги, которая петляла по северной части Англии. Сейчас они находились недалеко от Ньюкасла. До шотландской границы было рукой подать, однако вчера вечером они так устали, что уже не могли ехать дальше. Вирджинии очень хотелось найти хоть какую-нибудь гостиницу, пусть даже самую захудалую, но Натан заявил, что ночевать в машине нисколько не хуже. У нее возникла мысль: наверное, ему неловко, что платить за гостиницу придется даме. Она платила за бензин на заправках, покупала еду… Съестное они приобрели в маленьком универсальном магазинчике в одной из деревень. Там оказались на удивление хорошие сэндвичи, а ведь Вирджиния с Натаном сильно сомневались, что в таком глухом местечке, затерявшемся на краю географии, найдется хоть какая-то приемлемая еда.

Они запивали бутерброды минералкой, наслаждались тишиной и уединенностью, которую нарушали порой лишь любопытные приблудные овцы. Здесь было значительно холоднее, чем в Норфолке. Вытащив из чемодана толстый пуловер, Вирджиния натянула его, уселась на капот и стала задумчиво жевать сэндвич, глядя вдаль, на пухлую массу серых облаков, что сливалась с матовыми красками окружающего северного ландшафта, уже глубоко затронутого осенью.

К собственному удивлению, она чувствовала, что каждую клеточку ее существа наполняет полузабытое чувство мира и покоя, ощущение свободы и согласия с самой собой. Она с наслаждением вдыхала прохладный чистый воздух, и минуты наступления темноты, превращения дневного света в ночной мрак казались ей таинственным волшебством. Когда-то ей были знакомы такие моменты и такие чувства, но с течением времени она подзабыла их. Теперь же Вирджиния снова чувствовала себя лишь яркой частицей настоящего, а прошлое и будущее для нее просто не существовало. Вся, без остатка, она растворилась в «здесь и сейчас».

Вирджиния вспомнила о студенческой поре – тогда она употребляла гашиш. Высшим кайфом при этом было добиться как раз такого единения себя с настоящим. А теперь ей удалось это безо всяких наркотиков… Достаточно оказалось лишь этого приглушенного вечернего света и полной умиротворенности окружающего ландшафта.

Натан оставил ее одну, а сам отправился на пробежку, чтобы размять затекшие ноги и руки. Когда через час снова показалась его бегущая фигура, Вирджинию вдруг обожгла одна мысль, и волшебство момента внезапно рассыпалось. Она неожиданно поняла, что гашиш, кроме всего прочего, оказывал на нее еще одно действие: он полностью развязывал ее самые низменные сексуальные инстинкты. Вечеринки, на которых налево и направо раздавались сигареты или печенье, обильно сдобренные наркотиком, часто заканчивались разнузданными сексуальными оргиями. Вирджиния смутно припоминала, что не раз и не два оказывалась в страстных объятиях незнакомых мужчин, любовников на одну ночь, тоже одурманенных до предела. Она была тогда просто ненасытна, и все ее комплексы в такие минуты испарялись бесследно.

Перед ней стоял Натан. Его волосы овевал влажный вечерний ветер, на его лице играли тени уходящего дня, и Вирджиния подумала: нет, в этот раз все не так, сейчас наркотики определенно ни при чем!

Именно в эту секунду ей захотелось секса с ним. Прямо тут, на капоте, или внутри, на сиденье, или даже просто на песчаной земле. Ей было все равно где, только бы это было немедленно, быстро и бурно. Безо всяких «до» и «после». Лишь только секс, без прикрас, в чистом виде.

«Что со мной? Неужели это не сон? У меня в голове туман, будто после полдюжины косяков!» – удивлялась Вирджиния.

Она догадывалась, что Натан понимает ход ее мыслей, поскольку на его лице играла многозначительная усмешка. Его выжидательный взгляд говорил о том, что он готов идти навстречу ее желаниям, но проявить инициативу должна она сама. И к собственному сожалению – а позже и к облегчению – Вирджиния обнаружила, что сейчас она была уже не такой, как прежде, в юности. В ней еще жили некоторые комплексы, и этого было достаточно, чтобы спрыгнуть с капота и сказать прохладным тоном:

– Нам надо ехать дальше, пока окончательно не наступит ночь.