— Пустяки, мистер Янушевич, надеюсь, мы с вами еще поработаем.

— Обязательно, я теперь только с вами! Привет мистеру Хербсту.

— Мистер Хербст как раз передает вам новые разработки относительно вашей позиции на ближайшие полгода, следуйте его советам, не пропадете!

— Большое спасибо, это очень ценно для меня. Я сейчас как раз еду в штаб, думаю, конверт от мистера Хербста на мое имя уже доставлен.

— Желаю удачи!

Машина Янушевича подкатила к штабу, где уже вовсю отмечали победу.

— Мы получили из посольства новые директивы, которые они называют «разработками», — доложил Янушевичу Николай.

— Ты уже ознакомился?

— В общих чертах.

— А ребята? Клюквин, Ахметов, Колесник? Они смотрели?

— Я размножил и разослал, — ответил Козак. — Они еще вчера получили.

— Ну, и… — Янушевич выжидательно посмотрел на своего помощника.

— Клюквин хочет с вами поговорить, — доложил Николай.

— Он на линии? Соединяй, я хочу узнать, что он думает.

Через минуту Клюквин был на связи.

— Тут все ясно как божий день, Витя, — невесело начал Клюквин. — Надо договариваться с «оранжевыми».

— И что? — Янушевич скорчил недовольную гримасу. — Чего они нам советуют?

— Придется подписать с Ищенко что-то вроде конкордата об общей позиции, — ответил Клюквин. — «Универсал народного единства». Только тогда Ищенко согласится, чтобы ты снова стал премьером.

— Ну… — дернул плечом Янушевич. — Что за ерунда?

— Придется отказаться от некоторых программных тезисов и позиций.

— Например?

— Русский язык, ну и еще кой-чего, — ответил Клюквин.

— Что «кое-что»?

— НАТО.

— Что «НАТО»?

— Ты должен будешь подписать пункты, согласно которым не возражаешь, чтобы Украина вступала в НАТО.

— Так меня мои избиратели на штыки поднимут!

— Вот и надо решать, что главнее — премьерское кресло или избиратели.

Американське сало «Лярд» зроблено спеціально для України[53].

— Украина совместно с Молдавией по просьбе НАТО начали экономическую блокаду Приднестровья, — сообщает «Новый регион».

— Чего-то вы сегодня в плохом настроении, шеф, — заметил водитель Николая Козака, когда тот вышел из штаба, где буйно отмечалась победа Янушевича. — Не рады победе?

— Да шеф на меня смотрит как на идиота. Я же ему пел, что американцы ведут нас к поражению, а тут… победа.

— Да какая победа? Даже мне понятно, что первое место — липовое, отрыв от «оранжевых» маленький! Янушевич должен был больше пятидесяти процентов взять после того, как «оранжевые» целый год друг другу на головы гадили, а он всего лишь тридцать с чем-то взял… Это в сравнении с президентским результатом на пятнадцать процентов меньше. Явное поражение!

— Виктор Федорович этого не понимает. Ему объясняли, что без административного ресурса он больше двадцати пяти процентов не возьмет. Дескать, пятьдесят процентов — это было, когда он имел ресурс премьер-министра и помощь президента Кушмы. А в оппозиции и тридцать процентов типа хорошо. Он и рад!

— А американцы все равно каааазлы!

Шофер, что возил Николая, оказывается, раньше учился в ЛГУ в Питере на матмехе и даже бывал в Америке.

— Ну, так и расскажи, что это за Америка, — попросил Козак.

— Представляете, к нам на втором курсе в общагу трех американок заселили, сказали, временно. Они вообще-то из капстран всех аспиранток и стажерок строго в «семерку» селили, спецобщагу для иностранцев, но в «семерке» какой-то смутный пожар на Новый год произошел, ну, и на время ремонта этих американочек да англичаночек всех по разным обычным общагам распихали.

Николай рассеянно слушал, машинально глядя на дорогу. Никак не мог отвыкнуть, чтобы мысленно не рулить. А это напрягало.

— В общем, трахнул я по пьяному делу эту американочку, Линда Робсон ее звали, и потом поехало — стал ее жарить-харить, покуда меня из универа не выгнали. А страшная она была — страшнее атомной войны и моей жизни на стипендию!

— А зачем трахал тогда? — поинтересовался Николай.

— А из интереса, чтоб в Америку пригласила. Америку посмотреть кому неохота!

— Ну и что? Прислала вызов-то?

— Прислала, — вздохнул водитель. — Я из последних сил денег накопил, видик с теликом продал, компьютер, еще тогда первые двести восемьдясят шестые процессоры были — тоже продал, на последнее билет до Нью-Йорка купил.

— Ну и?

— Ну и приехал… а она меня даже на порог не пустила.

— Мораль?

— Суки они все. Я ее в Питере на последние бабки по кабакам водил, потом трахал, сжав зубы и зажмурившись, чтобы на такую страхолюдину не смотреть да не сблевануть. Я из универа из-за нее вылетел, потому как на сессию не ходил, а подрабатывал в автомастерской, чтобы на кабаки деньги были, чтоб ее, суку, прилично поить. А она меня даже в дом не пустила, сказала родителям, что не знает такого. Потом с заднего крыльца в машину села и на х… А ее родичи мне сказали, мол, она вообще в Сан-Диего на месяц к друзьям умотала. Представляете, у меня десяток долларов в кармане и ни обратного билета, ничего!

— Это точно, суки они, — согласился Николай.

— Пришлось мне в Америке работать, деньги копить, чтобы уехать, я такое тебе про Америку могу рассказать.

— Валяй, пока едем.

— Прожил я там полгода. Работал и на стройке, и в редакции газеты, и в китайской прачечной, перегонял из Нью-Йорка во Флориду грузовики… Я сначала про магазины расскажу. Раньше у нас про магазины больше всего мечтали. Естественно, любой дурак думает, что в Америке товары самые лучшие. На деле все с точностью до наоборот. Невозможно найти самые элементарные вещи. А товары точно такие же, как у нас, ассортимент, качество и количество не отличаются. Некоторые говорят о ста сортах колбасы и прочей чуши. Да, заходишь, и кое-где висят пятьдесят сортов колбасы. Но это же недоступные продукты. Что они есть, что их нет… Реальной, доступной для обычного человека колбасы есть только один-два сорта. А остальные сорок восемь раз в десять дороже, их просто не купишь (или купишь маленький кусочек к празднику). Вообще вся еда там с генно-модифицированными дополнителями. Фастфуд. Нормальной пищи, как у нас, нету, огурчиков там, укропа, рыбки, картошечки. Все это называется «органическая пища», стоит очень дорого, и ее могут позволить себе только очень богатые люди. Девяносто процентов людей в Америке питаются дерьмом, которое здесь даже кошки стесняются есть.