Моргул не стал терять времени зря — рывком надвинувшись на жертву, он наклонился и буквально всосал молчаливого призрака в себя. Грем без единого звука исчез. А на меня внезапно накатило безразличие.

Вот и все. Все, кого я знал и ценил, были мертвы, и сражаться стало не за кого. Я мог спокойно уйти, выкинув этот тяжелый день из памяти. Мог предаться отчаянию, которое когда-то едва не поглотило мою душу. А мог остаться, чтобы дать моргулу последний бой и проверить, действительно ли эта тварь неуязвима.

Моргулу мой выбор, разумеется, понравился.

Сыто заурчав, он медленно, уже никуда не торопясь, двинулся в мою сторону, демонстративно подметая полами длинного «плаща» землю и царапая верхушки надгробий длинными когтями. Расслабленный, прекрасно сознающий свое преимущество, неуязвимый и определенно разумный монстр, который никогда не сможет насытиться.

Но еще до того, как он успел до меня добраться, из-за ближайшей могилы выметнулось что-то некрупное и, с визгом пролетев добрых два десятка шагов, что было сил вцепилось моргулу в загривок.

Что именно это было, я не понял — неожиданный помощник был очень мал ростом и на удивление проворен. Однако моргул не воспринял его в качестве угрозы, а его лапа без особого труда содрала присосавшуюся сущность, после чего с хрустом смяла ее в кулаке и отшвырнула прочь до того, как я успел ее разглядеть.

Стоило признать, коготки моргул отрастил что надо — каждый длиной в половину моего локтя. Острые, загнутые внутрь и способные оставлять царапины не только на камне, но и на моей броне, они и впрямь выглядели устрашающе. И я, глядя, как монстр медленно поворачивает руку, словно демонстрируя свое оружие, только сейчас сообразил, что в момент прикосновения к жертве хотя бы одна часть тела у него становится материальной! Точно так же, как материальной она была в тот миг, когда Грем сумел к нему прикоснуться!

Кажется, неведомая сущность оказала мне услугу, подсказав, куда именно я должен ударить. Но как сделать, чтобы материальными у моргула стали не только когти?! В прошлый раз у меня не получилось — секира прошла через него, как сквозь дым. А у мелочи все же получилось. Почему, спрашивается? И как убить проклятую тварь, если она становится уязвима лишь там, где соприкасается с жертвой?!

До крови прикусив губу, я разжал пальцы, позволив своему единственному оружию раствориться во Тьме. А затем оттолкнулся от надгробия и, пошатнувшись от слабости, развел в стороны руки.

— Давай, — процедил я, когда моргул оказался на расстоянии пары шагов. — У меня нет защиты. На, жри. Все равно ведь не отвяжешься.

Тварь, как мне показалось, улыбнулась. А затем одним рывком приблизилась и испытанным на сотнях и тысячах жертв приемом ухватила меня за горло. Но на этот раз я не стал брыкаться и даже отшатнуться уже не пытался. А напротив, потянулся вперед всем телом и вцепился в нее руками, ногами и едва не зубами, стремясь прильнуть как можно теснее.

О том, что происходит, моргул, разумеется, догадался. Но еще до того, как тварь успела отшатнуться, я ощутил, как твердеет подо мной чужое тело, и, мысленно возблагодарив Тьму за способность брони меняться по первому зову, выпустил из нее сразу несколько десятков шипов.

И на этот раз все прошло как надо — от удара тварь дрогнула и, запрокинув голову, оглушительно завизжала. Тонко, на одной пронзительно-высокой ноте, от которой меня едва не вывернуло наизнанку. Правда, это не помешало притянуть ее ближе и выпустить из брони еще пару десятков шипов, нанизывая моргула, как барана на шампуры. А когда он наконец затих и грязной тряпкой обвис у меня в руках, я брезгливо скинул останки и с отвращением сплюнул.

— Одна слабость у тебя все-таки есть, урод, — выдохнул я, ощущая, как дрожат коленки, и поспешил присесть на корточки, чтобы не упасть. — Ты не выносишь крепких объятий. Но Тьма меня задери, если я еще раз рискну воспользоваться этим знанием!

Когда я отдышался, от моргула осталась лишь бесформенная куча, похожая на брошенную в грязь старую тряпку. И пока я размышлял, надо ли ее сжечь или же оно само исчезнет, из-под «плаща» начали вылетать маленькие, но очень яркие звездочки-души. Причем много душ. Сотни, если не больше, огоньков закружились вокруг меня в каком-то диком хороводе, при виде которого неожиданно полегчало на сердце.

Значит, все-таки будет у Грема, Жука и Камии новая жизнь. И у остальных она тоже когда-нибудь настанет. Пусть не сразу. Пусть до этого дня пройдет еще много лет, но теперь у них появился шанс. Главное, чтобы души нашли дорогу к своим богам до того, как их почуют местные жители.

— На твое усмотрение, Фол, — буркнул я, откровенно не зная, как им помочь. Левое плечо снова ожгло, и огоньки начали один за другим исчезать. Так, словно темный бог действительно услышал, а у духов и впрямь появилась надежда на возрождение.

Правда, когда искорок осталось всего три, они отчего-то не захотели уходить с остальными. Все кружились и кружились перед моим лицом как заведенные. А когда я устало отмахнулся, неожиданно обиделись — отпрянули в стороны, после чего коротко сверкнули и, внезапно разросшись, появились передо мной совсем в другом виде.

— С тобой было весело, Арт, — со смешком сказал Жук и вдруг лихо подмигнул. Чисто вымытый, причесанный и совсем не похожий на того босяка, каким я нашел его на улице. — Не знаю, как тебе удалось прибить эту тварь, но ты молодец. Правда. Рад, что довелось с тобой поработать. Не скучай!

Пока я обалдело таращился, мальчишка помахал рукой, и одной чистой душой на темной стороне стало меньше.

— Я тоже буду скучать, Артур, — с теплой улыбкой сказала леди Камия. Заметно помолодевшая, похорошевшая и превратившаяся в по-настоящему блистательную леди, от вида которой перехватывало дыхание. — Ты прекрасный мальчик. Жизнь обошлась с тобой жестоко, но ты все еще не утратил веру в людей. И надежда на лучшее в тебе тоже жива. Жаль, что мы расстаемся, но я хочу, чтобы ты был счастлив, дорогой. И всегда помнил, что одной только местью жизнь не ограничивается.

У меня в горле встал ком, когда леди подлетела ближе и, оставив на моей щеке невесомый поцелуй, исчезла. Машинально коснувшись ладонью того места, где только что были ее губы, я ощутил игривый холодок между пальцами, который, впрочем, сразу пропал.

— Неплохая работа, ученик, — вдруг хмыкнул за спиной до боли знакомый голос, и я как ошпаренный обернулся, уставившись на того, кого здесь не могло, да и не должно было быть.

Грем, но в то же время и не совсем он, смотрел на меня с едва уловимой насмешкой и какой-то необъяснимой, почти отеческой нежностью, которую я в нем доселе не подозревал. Вместо старых тряпок на нем был надет добротный бархатный камзол, украшенный золотым шитьем. Вместо грязных ладоней и обломанных ногтей виднелись ухоженные руки настоящего аристократа. Никаких перстней на его пальцах, правда, не было, но мне и не нужно было их видеть, как не требовалось смотреть на монограмму на торчащем из нагрудного кармана краешке носового платка — передо мной стоял не старый ворчливый самодур, а много повидавший и успевший устать от этих знаний темный маг, которого я совершенно не чаял встретить.