– Решай, да?! Правую руку отрезать, или левую?!

– Мальчики, мальчики! – вмешалась Мириам. – Местные в такую минуту кладут правую руку на рукоять меча. Двойка вам обоим за адаптацию.

Греб шумно выдохнул и сел на место.

– Спасибо, Мири.

В этот момент дверь открылась, вошла Дора. Заплаканная и очень решительная. Обвела взглядом злые, красные лица мужчин и поняла, что хуже выбрать момент просто невозможно. Ну и пусть. Смелей, караваншица. Караваны назад не поворачивают.

– Кто тебя звал? Выйди! – рявкнул Греб. Но Дора сделала шаг вперед, сняла с шеи и положила на стол медальон. Рядом – ошейник. Расстегнула пояс, скинула одежду, оставшись в короткой юбке вроде той, в которой ее купили.

– Я не буду помогать Черной Птице ловить людей. Делайте со мной что хотите. Я больше ничего не боюсь.

– Вот тот бунт, о котором я говорила, – произнесла Мириам. – Завтра выходить, а проводника нет. Что дальше?

– Дальше? Я ей покажу – бунт! – взревел Крис. Схватил Дору, перекинул через плечо, цапнул со стола ошейник, с грохотом опрокинул стул. Его широкая спина и растерянная мордашка Доры мелькнули в дверном проеме, что–то рухнуло и покатилось в коридоре, зарычал ругательство Крис, запоздало взвизгнула Дора.

– Звери караваном, он же ее убьет! Греб, сделай что–нибудь!

– Не звери, а завры. Надо говорить: «завры караваном». Не бойся. Оттрахает он ее, и весь бунт.

За стеной завизжала Дора. Мириам проанализировала крик. Боли в нем не было. Только испуг. И на этом спасибо.

Дора ощупала грудь. Вроде, чуть больше стала. И болит вся. На плечах засосы, на ребрах синяки. Никогда Крис таким грубым не был. Просто изломал всю. Как сдавит ручищами, только ребра трещат. Как кабан с цепи сорвался. Господи, кто же кабанов на цепи держит. Может, и не держат, но Крис был именно таким.

Она потрогала ошейник на горле. Сбылась мечта идиотки. Ну и что? Крис сначала надел, а потом показал, кто в доме хозяин. Господи, если с женами все так обращаются, то лучше быть рабыней постели.

О чем думаю? – перебила она саму себя. – На смерть шла, а тут ошейник получила, Слово сказала. Мужнина жена теперь. Не унеси Крис меня, Греб точно бы убил. Только верить ли тому, что он рассказал? Страшно верить. А не верить мужу? Он же так и сказал: «Не веришь, возьми пятьдесят золотых и уматывай к чертовой бабушке. Мне такая жена не нужна.» Но если правда, то караван Телима в самое пекло попадет. Он сейчас в Сэт пойдет, там катару возьмет, и – в Ашен. Куда еще с катарой из Сэта пойти можно. Караван маленький, пойдет быстро. Как раз в Ашене будет, когда осада начнется. Караван мертвецов, что же делать?

Вечером в доме был маленький праздник. Крис сказал, что это вечеринка чтоб хорошенько оттянуться и снять нервный стресс.

– Мужикам оттянуться, а нам весь вечер у плиты стоять, – ворчала Мири, но Дора видела, что ворчит она для вида.

Поели, выпили вина. Мириам сказала, что вино и легкие закуски со стола убирать не надо. Греб принес странный музыкальный инструмент, который назвал гитарой, и запел, глядя на Мириам.

Здесь лапы у елей дрожат на весу,

Здесь птицы щебечут тревожно.

Живешь в заколдованном диком лесу,

Откуда уйти невозможно.

Пусть черемуха сохнет бельем на ветру,

Пусть дождем опадают сирени.

Все равно я отсюда тебя заберу

Во дворец, где играют свирели.

Руки Криса легли сзади на плечи Доры, губы коснулись затылка, и она сразу простила ему грубость в постели. От этого еще противнее стало то, что нужно было сделать.

Твой мир колдунами на тысячи лет

Укрыт от меня и от света.

И думаешь ты, что прекраснее нет,

Чем лес заколдованный этот.

Пусть на листьях не будет росы поутру,

Пусть луна с небом пасмурным в ссоре.

Все равно я отсюда тебя заберу

В светлый терем с балконом на море

– Это же обо мне песня, о моем детстве, о форте нашем, – зашептала она Крису на ухо.

– Или о моем, – шепнул Крис.

В какой день недели, в котором часу

Ты выйдешь ко мне осторожно?

Когда я тебя на руках унесу

Туда, где найти невозможно?

Украду, если кража тебе по душе.

Зря ли я столько сил разбазарил?

Соглашайся хотя бы на рай в шалаше,

Если терем с дворцом кто–то занял.

Нет, не для них пел песню суровый Греб. Только для Мириам. И смотрел, и видел лишь ее. И еще поняла Дора, что своя она в этом доме, и дом этот – ее. Но в эту минуту, в этой комнате они с Крисом лишние. И Крис это понял, тихонько, за руку увел на крыльцо. Они сидели на ступеньках, пили вино из глиняных кружек, закусывали ржаными лепешками, макая их в острый додот и смотрели на звезды.

– Наклони голову сюда. Видишь, звездочка над флюгером. Это Солнце. Оттуда твои предки пришли.

– Предки пришли с Земли.

– Земля – это планета, которая вращается вокруг той звездочки.

Доре было не холодно, рабыни каравана привычны к холоду, но она прижалась к теплому боку Криса. Так приятно было прижаться.

– А ты откуда?

– От Солнца вправо яркая звездочка, а рядом, чуть выше – слабая. Там я родился. – На плечи Доры легла кожаная куртка Криса.

– Такая тусклая.

– Она просто далеко.

Крис начал собирать тарелки, кружки и бутылки, расставленные по всему крыльцу.

– Крис… я боюсь с тобой в постель. Ты меня чуть не растерзал, – пожаловалась Дора.

– Не бойся, звереныш, больше грубого слова не скажу.

– Что–то еще завтра скажешь… – пробормотала Дора и прикусила язык. Но Крис воспринял ее фразу как риторическую.

Когда Крис уснул, Дора выскользнула из–под одеяла, собрала одежду, прихватила и черную кожаную куртку Криса. В коридоре оделась. Стараясь не шуметь, пробралась в кабинет Греба, достала список городов с датами, стило, чистый лист бумаги и начала копировать при тусклом свете свечки. Разыскала говорящую штучку, которую Норик прижимала к горлу, спрятала в карман. Спохватившись, на чистом листе написала короткую записку, прижала сверху медальоном. На цыпочках спустилась во двор, там уже надела сапоги и поспешила на конюшню. Лошак обрадовался, ткнулся мордой в ее ладошку. Дора торопливо заседлала его, в поводу повела к воротам.

У ворот стояла Мириам. В руках девушки поблескивал в лунном свете меч в ножнах. Дора упала на колени.

– Госпожа, я вернусь, чем угодно клянусь. Убей меня, если хочешь, но только не сейчас. Я все расскажу, когда вернусь. Пропусти меня пожалуйста.