– Вынь у нее кляп!

Джессика услышала, как прокатились в воздухе эти слова. Тон, тембр абсолютно правильны – резкие, повелительные. Может быть, тон мог быть чуточку ниже – но все равно должен был совпасть с психоспектром стражника.

Рука Циго дернулась к повязке на рту Джессики и потянула узел.

– Прекрати! – крикнул Кайнет.

– А, да заткнись ты, – отмахнулся Циго. – Руки-то у нее связаны. – Он развязал наконец узел, и повязка упала. Блестя глазами, он разглядывал Джессику.

Кайнет положил руку на плечо пилота:

– Слушай, Циго, незачем…

Джессика повернула голову, вытолкнула языком кляп. Она заговорила низким, глубоким голосом, в котором проскальзывали многообещающие нотки:

– Господа, вовсе незачем драться из-за меня!

Одновременно она плавно подвинулась в сторону Кайнета.

Стражники напряглись – Джессика увидела, что оба почувствовали необходимость именно драться за нее. Иных резонов для драки, собственно, и не требовалось. Они уже дрались, мысленно.

Она старалась держать лицо как можно выше, в слабом свете приборной доски – чтобы Кайнет мог читать по губам:

– Не нужно спорить.

Они еще дальше отодвинулись друг от друга, бросая осторожные взгляды.

– Стоит ли драки хоть одна женщина?

То, как она произнесла эти слова, – само ее присутствие! – окончательно убеждали в том, что уж кто-кто, а она-то безусловно стоит драки.

Пауль сжал губы, заставил себя лежать молча. У него был только один шанс воспользоваться Голосом. Теперь все зависело от матери, чей опыт был настолько больше…

– Н-ну да, – пробормотал Резаный. – Вовсе незачем драться…

Его руки дернулись к горлу пилота. Но его удар наткнулся на сверкнувшую сталь, остановившую руку Кайнета и вонзившуюся в его грудь, завершая движение.

Резаный застонал и, пошатнувшись, упал, ударившись о дверцу кабины.

– За кого он меня держал, раз думал, что я не знаю такого трюка? – Циго выдернул из тела нож, сверкнувший в лунном свете.

– А теперь разберемся со щенком, – сказал он, склоняясь над Паулем.

– Это лишнее, – пробормотала Джессика. Циго остановился.

– Разве не лучше, чтобы я делала все добровольно? – спросила она, улыбаясь. – Дай мальчику шанс. Совсем маленький, какой может у него быть в Пустыне, там… Дай ему этот шанс, и… – она улыбнулась, – ты будешь очень хорошо вознагражден.

Циго посмотрел по сторонам, снова повернулся к Джессике.

– Я слышал, что бывает с человеком в этой пустыне, – буркнул он. – Нож для мальчика – это почти что милость.

– Разве я прошу о многом? – умоляюще сказала Джессика.

– Ты меня хочешь обмануть, – пробормотал Циго.

– Я не хочу видеть смерть своего сына, – сказала Джессика. – Где же тут обман?

Циго просунулся назад, оперся локтем о ручку дверцы, схватил Пауля и, протащив по сиденью, наполовину вытянул его из салона. Поднял нож.

– Ну, волчонок, что ты сделаешь, если я разрежу твои веревки?

– Он немедленно уйдет отсюда вон в те скалы, – ответила за сына Джессика.

– Ты это сделаешь, парень? – переспросил Циго. Голос Пауля был в должной мере мрачным:

– Да.

Нож опустился, рассек путы на ногах. Пауль почувствовал, как рука Циго легла ему на спину – вытолкнуть на песок, – притворился, будто его шатает, упал плечом на раму дверцы, развернулся – как будто для того, чтобы удержаться от падения, – и изо всех сил ударил правой ногой.

Движение носка ноги было нацелено с точностью, достойной всех лет его долгих тренировок. Словно все эти тренировки сосредоточились в единственном миге. В момент удара сработали почти все мышцы тела. Носок врезался в мягкое подреберье Циго, с ужасающей силой пробил печень, диафрагму и закончил движение, ударив и порвав правый желудочек сердца…

Издав захлебывающийся вскрик, стражник опрокинулся на сиденье. Пауль не мог использовать руки – он упал на песок, перекатился через голову и вскочил на ноги, использовав импульс падения. Снова нырнул в кабину, схватил зубами нож и держал, пока мать перепиливала свои путы на руках. Затем она взяла у него нож и освободила его руки.

– Я могла бы справиться и сама, – сказала она. – Ему бы пришлось освободить меня. А это был неразумный риск.

– Я увидел шанс и воспользовался им, – ответил он. Она услышала оставшиеся в его голосе нотки контроля, сказала:

– На потолке кабины нарисован родовой знак Юйэ.

Он поднял голову и тоже разглядел завитушку.

– Выйди из орнитоптера и осмотри его, – велела она. – Под сиденьем пилота что-то лежит, я почувствовала, когда нас вносили в машину.

– Бомба?

– Вряд ли. Тут что-то странное.

Пауль выпрыгнул на песок, Джессика – за ним. Она повернулась, вытащила из-под сиденья сверток. При этом ноги Циго оказались у самого ее лица, а на свертке они ощутила влагу и поняла, что это – кровь пилота.

Напрасная потеря влаги, подосадовала она, поняв затем, что думает как арракийка.

Пауль огляделся вокруг, увидел скалу, поднимающуюся из песка, как берег из воды, изрезанные ветром каменные барьеры за этим «берегом». Оглянулся – мать достала из орнитоптера сверток и застыла, вглядываясь в сторону Барьерной Стены.

Проследив ее взгляд, он увидел еще один орнитоптер, спускающийся к ним по крутой дуге. Понял, что они просто не успеют выкинуть тела из машины и взлететь.

– Пауль, беги! – крикнула Джессика. – Это Харконнены!

Арракис учит «пониманию ножа», учит относиться к жизни так: отрезать все несовершенное и незавершенное, говоря: «Вот теперь это совершенно и завершено – ибо кончается здесь».

Принцесса Ирулан. «Избранные изречения Муад'Диба»

Человек в харконненском мундире, бежавший по коридору, резко остановился и уставился на Юйэ. Он сразу увидел и мертвое тело Мэйпс, и бесчувственное тело герцога, и неподвижно стоящего Юйэ. В правой руке человека был лучемет. Его окружала аура какой-то будничной жестокости, силы и странной спокойной уравновешенности, от которой по телу Юйэ прошла дрожь.

Да это же сардаукар, понял Юйэ. И, судя по виду, не менее чем башар. Скорее всего из личных гвардейцев Императора, присланных им для наблюдения за ходом событий. Он может надеть любую форму, но сардаукар есть сардаукар, этого не скроешь.

– Ты – Юйэ, – утвердительно сказал переодетый сардаукар. Он с любопытством рассматривал кольцо Суккской Школы, перехватившее волосы доктора, вытатуированный ромб на его лбу. Затем он посмотрел Юйэ в глаза.