– Папа, не надо! Не надо! – отчаянно закричал он.

– Мы должны, – папа сжал зубы, нахмурился. – Мы должны. Нагнись и закрой глаза, малыш.

Папа собирается наехать на этого слона! Этого же нельзя делать! Если бы это был обычный слон, тогда другое дело – может, удалось бы сломать ему ногу, и он не смог бы за ними гнаться, – но это же не обычный слон! И даже вообще не слон – страшное чудище. Он схватит их с папой своим хоботом и перемелет кости своими страшными зубами.

Эмиль оторвал глаза от спидометра и посмотрел вперед. Слон исчез! Он зажмурился и вновь открыл глаза – слона не было. Вместо слона по траве к ним направляется Дарт Вейдер в развевающейся черной мантии. Эмилю даже показалось, что сквозь рев мотора он различает его тяжелое, сиплое дыхание. В правой руке у него лазерный меч, а левой он указывает прямо на Эмиля. Через несколько секунд они на него наедут.

И вдруг Эмиль понял. Ему трудно найти слова, чтобы папа понял тоже, потому что у взрослых нет таких слов. Но надо объяснить, и объяснить срочно.

– Это же понарошку! – крикнул он, схватился за руль и потянул на себя.

Конечно, папа намного сильнее его, это же папа, но папа не ожидал. Машина слегка изменила курс, и они промчались в каком-нибудь метре от Дарта Вейдера. Проехали еще метров двадцать, и папа нажал на тормоз. Лицо его было совершенно красным, рот открывался и закрывался, но он не произнес ни слова. Он смотрел на Эмиля безумным взглядом.

Эмиль вдруг понял, что папа вот-вот его ударит. Вспомнил, как папа грубо схватил его за руку в тот раз. Отодвинулся, прижался к дверце, насколько позволил ремень, и умоляюще посмотрел на отца.

– Папа, это же не взаправду! Это понарошку!

Повернулся и посмотрел в заднее стекло – Дарт Вейдер даже не оглянулся, шел, как будто ничего не случилось. Шлем его отливал матовым металлическим блеском.

«Морра», – подумал Эмиль. Он выглядит как Морра.

В прошлом году, когда ему было только пять лет, папа пробовал читать ему вслух пару историй про Мумми-троллей, но отказался от этой затеи – Эмиль боялся Морры. Холодная и одинокая Морра очень его пугала.

И его осенило: если бы ему сейчас было пять лет и он бы еще не видел «Звездные войны», он бы сейчас смотрел в спину не Дарту Вейдеру, а Морре.

Папа перестал страшно открывать и закрывать рот, и Эмилю показалось, что он теперь может ему все объяснить.

– Папа… мы же это все выдумываем. На самом деле это… ничто.

Глаза у папы постепенно сделались нормальными, и теперь уже Эмиль положил ему руку на плечо. Положил руку и утешил:

– Да, папа. Это так и есть.

* * *

Дональд сидит на диване, обхватив голову руками. Все, что не было закреплено, валяется на полу – не меньше половины тарелок и стаканов превратились в осколки. А так и не испеченные булочки Майвор продолжают подходить на полу и на диване – то и дело надуваются и лопаются медленные пузыри.

Дональд настолько зол, что уже не думает – сон все это или не сон. Если это сон – тогда отомстить не удастся: какая может быть месть во сне?

Эта мысль показалась ему настолько отвратительной, что он решил для себя: с этой минуты действовать, как будто все происходит в реальности. А там посмотрим.

Он направил дуло ружья на разбившийся о раму кровати дорогой динамик. Двадцать две тысячи он выложил, чтобы установить в кемпере домашний кинотеатр, – а теперь и усилитель, и видеоплейер валялись на полу в паутине оторванных кабелей, всю эту дорогую технику придется выкинуть.

Есть такие, кто только и знает, что благодарит за свою удавшуюся жизнь – Бога, Судьбу, Плюшевого Медвежонка или хер знает еще кого. Дональд не из таких. Каждый эре достался ему тяжелым трудом и правильными решениями в критических ситуациях. Он, черт их всех задери, ничего в жизни не получил задаром.

А как он сидел и любезничал с этим Петером, ничтожеством, на которого сыпались миллионы, а он ничего не делал – только гонял по полю надутый кожаный мешок. И у него еще хватает нахальства жаловаться, что его раньше времени вывели из национальной сборной! Притом что он может ни в чем себе не отказывать – деньги сами ложатся к нему на колени. Какое дерьмо!

И этот сучий потрох изуродовал его шикарный кемпер, на который он зарабатывал в поте лица, – и трусливо удрал, как заяц, в его же, Дональда, любимом джипе!

Он пнул динамик так, что тот пролетел через весь вагончик и плюхнулся прямо на булочки.

Дональд зол до дрожи в руках.

Он повесил винтовку на плечо, спустился на траву и обошел вокруг кемпера. Крепления палатки вырваны с мясом – значит, потребуется недешевый ремонт, и ярость его достигла апогея. Убить, расколошматить, выстрелить – во что угодно…

Но вокруг все та же равнодушная зеленая пустыня. Он бы выстрелил в солнце – но и солнца не было.

Дональд обогнул кемпер, взялся за нижнюю ступеньку ведущей на крышу лесенки и засомневался. Он не в лучшей форме, а в его возрасте и в его положении упасть и сломать ногу – смерти подобно.

Об этом они не подумали, сволочи. А если бы он повредил что-то, пока Петер мотал прицеп из стороны в сторону? Значит, оставили бы его в этой поганой степи подыхать, как раненого зверя? Истекать кровью?

Какие суки…

У него даже выступили слезы обиды. Дональд отбросил сомнения и начал карабкаться по жиденькой лесенке – ярость придала ему силы. Через несколько секунд он уже стоял на крыше. Поднял винтовку и направил оптический прицел в ту сторону, где исчез Петер.

Пусто. Зайчик ускакал.

Или?..

Дональд опустил винтовку.

Только сейчас, когда он стоял на крыше, когда кемпер не закрывал обзор, Дональд сообразил, что лагерь вовсе не обязательно в той стороне, куда угнал его джип Петер. Во все стороны расстилалась совершенно однообразная, плоская, как стол, зеленая пустыня.

Он вновь приложил к плечу приклад и, вглядываясь в прицел, начал обводить горизонт. Очень медленно, по сантиметру, чтобы не пропустить ни малейшей неровности, внушающей хоть какие-то надежды.

И в направлении прямо противоположном тому, где скрылся Петер, он увидел…

Дональд опять опустил винтовку, несколько раз глубоко вдохнул и посмотрел невооруженным глазом – вдруг что-то с прицелом.

Снова посмотрел в прицел. Подкрутил колесико корреляции диоптрий.

Сомнений нет. Нет рук, все тело залито кровью.

Кровавый призрак.

Прицел сместился, и он никак не мог его сфокусировать – дрожали руки.

Он внутренне сжался. Застарелый ужас рвал и когтил внутренности. Он уже много десятков лет не чувствовал так остро свою вину за гибель отца.

Хватит.

«Хватит», – сказал он себе. Все и всё вокруг рвутся сломать его, вынудить встать на колени. Петер, да и все остальные в лагере, те, кто жмется с дрожащими поджилками друг к другу, – все они хотят его унизить. Хватит. Если им поддаться… разве так мы завоевывали Запад? Мы шли в неизвестное, в дикие и опасные края с ружьем в руках и подчинили землю, которая никогда нам не досталась бы, если бы мы не были настоящими мужчинами.