– Трица! – приходя в ужас, позвал Аргилай.

Наемница тем временем отодвинула в сторону тяжелые занавески и с непониманием уставилась на окно. То было нарисовано на стене.

– Какого хрена!? – воскликнула она, обращая вопрос к девушке на кровати. – Где окно?

– В моей комнате нет окна, но мажордом распорядился его нарисовать. Чтобы гостям было уютнее. – дрожащим голосом пояснила работница борделя.

Дверь заскрипела под давлением снаружи, а подпирающая ее тумбочка, медленно поползла в сторону. Наемница выругалась и кинула Аргилаю свой кинжал рукоятью вперед. А сама ухватилась за занавеску и со всей силы потянула. Дубовый карниз выдержал, а вот скобы, крепящие его к стене – оторвались. Отбросив в сторону портьеру, Трицитиана подняла с пола деревянную палку. Не столь смертоносную, как копье, но не менее эффективную в умелых руках арт-три.

– Трица, – вновь позвал Лаи, так и не прикоснувшись к лежащему рядом с ним, кинжалу. – Совенка ранили, помоги! Надо перевязать, остановить кровь.

Женщина хотела ответить, но в этот момент дверь распахнулась. Держа перед собой заряженные арбалеты, в комнату медленно вошли четверо стражников в стальных нагрудниках.

– Больно, – пожаловался Совенок, смотря на Аргилая своими большими глазами. – Мне очень больно.

Не обращая внимания на бойцов с арбалетами, Лаи зажал руками рану Совенка. Он чувствовал, как горячая кровь, пульсируя, вытекает из раны сквозь пальцы. Как жизнь мальчика сокращается с каждой алой каплей, падающей на ковер.

– Все будет хорошо, – заверил Аргилай. – Я найду лекаря. Обещаю, ты будешь жить. И пригласишь меня на свою свадьбу, да?

– Мне страшно! – пискнул в ответ тот. – Я хочу домой. Где мой отец, ты не видел отца?

– Оружие бросить! – скомандовал один из стражников. – Лечь на пол! Руки держать на виду!

Палку Трицитиана не бросила, однако атаковать, тоже не спешила. Ситуация складывалась явно не в пользу взломщиков. Увернуться от одной арбалетной стрелы еще реально, а вот от четырех сразу, да еще в столь замкнутом пространстве – представлялось большой проблемой.

– Почему так темно? – удивленным голосом спросил Совенок. Лицо мальчика стало совершенно белым, словно посыпанным мукой, а глаза смотрели уже в какой-то иной мир. – Мама, зажги лампу. – попросил он. – Мне страшно, я боюсь темноты.

– Брось палку! – рявкнул один из бойцов, тщательно прицеливаясь наемнице в грудь.

Та выполнила приказ. Дубовый шест покатился по полу. Держа руки перед собой женщина, нехотя и медленно опустилась на колени, затем легла на пол.

– Ты, – стражник указал на Аргилая. – На пол!

– Не могу! – в отчаяние воскликнул юноша, продолжая зажимать кровавую рану своего друга. – Он умирает! Позовите лекаря! Пожалуйста. – попросил он с мольбой подняв глаза на стражников и, с немалым удивлением заметил позади четверых мужчин ту самую миловидную служанку, над которой совсем недавно сжалился, ослабив путы на руках. – Позови лекаря! – обратился к девушке Лаи.

Но та лишь нахмурилась в ответ и недовольно сжала губы.

– Мне плевать, – прорычал боец с арбалетом. – Пусть подыхает. А ты ляг, тварь!

– Он же не сделал вам ничего плохого! – закричал Аргилай, внутри которого страх, отчаяние и обида от всей происходящей ситуации и от собственного бессилия в ней постепенно начинали раскачивать колокол под названием «Ярость». – Он мухи не обидел! Просто дайте тряпку и позовите лекаря. Позвольте оказать ему помощь. Прошу!

– Папа? – спросил Совенок. – Папа это ты? Забери меня домой папа. Мне страшно. – попросил мальчик обескровленными губами и заплакал.

– Он же человек! – прокричал Аргилай, брызгая слюной. Кровь стучала в ушах юноши, его трясло от злости и галопом несло прямиком к обрыву бешенства. – Нельзя его так бросить. Что вы за звери такие? Вы не люди! Помогите же, ну! Пожалуйста!

Мужчина прицелился из арбалета и плавно нажал на спусковой рычаг. Стрела с небольшого расстояния с характерным звуком глубоко вошла в живую плоть.

Отказываясь поверить в то, что произошло, Аргилай посмотрел на Совенка. Русая голова безжизненно упала на грудь, из виска доброго, но наивного мальчика деревенского мальчика, торчала стрела.

– Помог, как смог. – посмеиваясь, прохрипел стражник, снимая с пояса приспособление под названием «Козья нога», предназначенное для взведения тетивы арбалета.

– А ты точно лекарь? – вопросом поддержал шутку другой боец, а затем смачно сплюнул на пол и прикрикнул на Аргилая. – На пол, тварь! А то рядом положу.

Но Лаи не выполнил приказ.

В его голове теперь гремел гром, а в глазах сверкали молнии. Губы юноши разошлись в зверином оскале. Он схватил с пола кинжал наемницы и стремительно прыгнул в сторону четверки арбалетчиков. Краем глаза Лаи успел заметить, что Трицитиана перекатилась по полу и, подхватив штангу от портьер, тоже поднялась на ноги. Аргилай полоснул наотмашь одного из противников. Кинжал рассек щеку мужчины и бесполезно скользнул по металлу нагрудника. В этот момент другой стражник ударил юношу по голове арбалетом. Вспышка боли моментально погасила сознание. Лаи свалился навзничь на пол гостевой комнаты элитарного борделя Сад Услад. Туда где лежало бездыханное тело Совенка, оставшегося навеки молодым, наивным мальчиком, который верил в сказки.

С чистого и по-летнему яркого голубого неба нещадно палило солнце. Но, несмотря на столь жаркую погоду, у Аргилая зубы стучали от холода, а голова разрывалась от боли.

«Наверное, солнечный удар или вроде того.» – решил для себя юноша.

Впереди, в неясной дымке, размывающей изображение, лениво ступали два коня. Силуэты всадников никак не хотели фокусироваться, но Лаи знал – его спутники Трицитиана и Совенок.

Бывший раб повернулся через плечо и посмотрел на Аргилая своими огромными темными глазами.

– Зачем ты ослабил путы? – спросил он, не открывая рта.

– В смысле? – перепугался Лаи и все недавние события водопадом обрушились на него.

С холодным липким ужасом юноша осознал тот пугающий факт, что перед ним мальчик, который совсем недавно был убит.

– Зачем ты ослабил путы? – нечеловеческим голосом заорал Совенок. Его лицо начало чернеть, глаза ввалились, а из провалов полезли белые черви. Рот, лишившийся губ, распахнулся в крике, обнажая белые зубы, а нижняя челюсть отвалилась.

Аргилай отшатнулся назад и вывалился из седла.

Он падал, падал, падал. Падение казалось бесконечным. Теперь Лаи видел все глазами Совенка. Его кубарем несло по ступеням спиральной лестницы вниз, в зимний сад. Но лестница заканчивалась не разноцветной плиткой, а разрытой могилой. Холодной и зловонной. Из могилы тянул костлявые руки все тот же Совенок, уже почти лишившийся плоти на желтоватых костях. Аргилай попытался схватиться за перила, но не смог. Хотел выставить перед собой руки, чтобы смягчить приземление, но те отказались слушаться.