(Дварим аревим, раздел 1, лист 8, рассказ 22)

Однажды ехал Бешт со своими людьми через пустынную местность, пока не приехали они к одному дому. А там была женщина-еврейка. И нашлась у нее водка, но никакой еды не было. Увидел один хасид лежавший там кусок сыра. Попросил у нее продать ему сыр, а та ни в какую не хотела продавать, ибо берегла его для своего мужа. Сказал ей хасид: «Я отдам тебе за сей сыр удел свой в мире грядущем». И дала она ему сыр для Бешта. Наутро, когда запрягли лошадей и собирались ехать, не пожелали лошади двинуться с места. Сказал Бешт своим людям: «Признавайтесь, кто какой грех совершил?» Рассказал тот хасид, что продал за кусок сыра свой удел в мире грядущем. Пошел Бешт к той женщине и хотел заплатить вдесятеро больше, чем стоил сыр, но та не взяла. Сказал ей Бешт: «Доводилось тебе слышать о Беште?» Сказала: «Да». Сказал ей: «Так это я, и я прошу тебя взять твои деньги за сыр, и я обещаю тебе, что будет у тебя удел в мире грядущем, но не за счет сего еврея. Если же ты вздумаешь упрямиться, то есть у нас управа на тебя, смотри, пожалеешь». И согласилась та женщина взять деньги.

(Симхат Исраэль, 35)

Рассказывал праведный учитель рабби Яаков-Арье из Торбина, благословенной памяти. Однажды поехали два больших праведника к Бешту, дабы провести у того святую субботу. По дороге нагнали ехавшую впереди повозку. И повозка та еле двигалась, потому что колеса ее были сломаны, и не могла она ехать быстрее. В повозке же сидел важный господин. И поелику опасались хасиды перегнать по обочине повозку сего господина, то и они были вынуждены еле волочиться вслед за той повозкой. Сказал один хасид другому: «Крайне это невесело, ибо если и дальше мы будем ехать так, то не поспеем к Бешту к святой субботе». Сказал ему товарищ его: «Полагаюсь я на Господа благословенного, что все это к лучшему». Сказал ему первый хасид: «Жил бы ты во время разрушения [Храма], верно, сказал бы, что и оно к лучшему». По ходу дороги подъехали к узкому месту, где нельзя было отклониться ни вправо, ни влево, и стояло там множество телег, груженных бочками с молоком, и одна из телег поломалась, и из-за нее не могли двинуться с места и все остальные телеги. Когда подъехала к ним господская повозка, закричал господин, чтобы освободили ему дорогу. И поневоле должны были необрезанные разгрузить телегу, сняв с нее бочки с молоком, и оттащили ее в сторону, и тотчас вместе с господской повозкой тронулись с места все телеги. Проехав совсем немного, свернул господин с той дороги, и тут уж хасиды помчались во весь опор. В сей миг и второй хасид признал, что господская повозка встретилась им на пути к лучшему. Когда приехали к Бешту, рассказали ему обо всем происшествии. Сказал им: «В этом [суть] расхождения между Нахумом из Гамзо и учениками рабби Акивы. Рабби Акива сказал: что бы ни происходило по милости Божьей – к лучшему, то есть само по себе случившееся плохо, как это было в истории с ослом и петухом[275], однако после выходит из случившегося польза. Однако Нахум из Гамзо говорил: «И сие хорошо»[276], то есть происходящее само по себе хорошо и нет в нем ничего дурного, как это случилось в истории со шкатулкой с драгоценными камнями. Так, должен каждый человек из Израиля, ежели случается с ним, не дай Бог, что-нибудь, что кажется ему дурным, разглядеть доброе в самой сути случившегося, и тогда Господь, да будет благословен, поможет ему и обратит дурное в доброе».

(Нифлаот ѓа-цадиким, 9)

В городе Броды был один человек, весьма богобоязненный и большой знаток Торы, и прозывался он рабби из Луцка, ибо в молодости своей служил раввином в городе Луцке, после же благословил его Господь деньгами и богатством, и он освободился от необходимости служить раввином и раскинул свой шатер в Бродах. Сыновей же у него не было. Когда минуло девять лет со дня его свадьбы, поехал он к Бешту, дабы тот испросил для него сына. Обещал ему Бешт, сказав: «К сему сроку в будущем году[277]родится у тебя сын, а когда исполнится слово мое, ты удостоишь меня заповедью восприемничества». В то время было в Бродах два великих человека, сии суть гаон рабби Хаим из Цанза и великий учитель и каббалист рабби Моше из Острога. И они не были согласны с Бештом и ненавидели его. А рабби из Луцка был близок с сими гаонами, и их тоже просил пробудить милосердие [Господне], дабы удостоился он продолжения рода, также и они пообещали ему. По прошествии года родила жена рабби из Луцка сына, и возрадовался муж весьма. И тотчас поехал на повозке к Бешту, дабы сообщить тому радостную весть, да и забрать того с собой, чтобы тот был восприемником младенцу. Сказал ему Бешт: «Сделаю я по слову твоему и поеду с тобой, однако за трапезой не стану есть мяса, разве что покажет мне резник свой нож». Поехали и прибыли в Броды. И пошел рабби из Луцка и передал гаонам рабби Хаиму и рабби Моше все слова Бешта. Велели ему, чтобы послал за резником, дабы тот предъявил им свой нож, которым тот режет скот, они же проверят нож, а после пусть идет резник к Бешту и показывает тому свой нож. Пришел резник и предъявил им свой нож. Проверили и убедились, что нож хорошо наточен и пригоден для убоя скота*. Пошел тот и к Бешту и показал ему свой нож. Проверил его и сказал: «Хорошо-хорошо, нож годится для убоя». Услышав слова Бешта, обрадовался весьма рабби из Луцка, ибо знал [теперь], что Бешт откушает за его столом, благо нож показался ему хорошим. Зарезал резник много птицы для трапезы. После того как обрезали младенца, сели за стол. Бешт сел во главе одного стола со своими людьми, а за другим столом сели рабби Хаим и рабби Моше со своими людьми. А все горожане пришли к дому посмотреть на три столпа мира, особенно же на Бешта, который был весьма известен в Бродах. Когда расставили перед гостями тарелки с мясной подливой, Бешт взял ложку с подливой, но не положил ее в рот, а выплеснул на землю. И сказал всем званым гостям: «Остерегайтесь прикасаться к этой подливе и мясу и не ешьте их, ибо мясо сие – падаль»[278]. И крайне разгневались гаоны. В ярости сказал Бешту гаон рабби Хаим: «Можете ли вы явно доказать, что мясо сие – падаль?» Ответствовал Бешт, говоря: «Сие будет доказано в иное время, но не сейчас». Стали они упрекать Бешта, говоря: «Как он может запретить к употреблению мясо без доказательств и свидетелей?» И в угаре ссоры вышли гаоны из дома, где устраивали пир, и пошли себе [прочь] в великом гневе, так и не попробовав ничего – ни они, ни люди их, ни прочие званые гости. И Бешт пошел на свой постоялый двор. Вышел от гаонов приговор: ежели докажет Бешт назавтра правоту своих слов, то лучше и быть не может, а ежели нет – должен будет уехать из города с великим позором. И уехал он той ночью из Бродов. Поутру, как увидели они, что Бешт уехал к себе домой, великий гнев охватил их, и объявили они по всему городу, чтобы боле не упоминалось в городе имя Бешта и никакое толкование Торы не передавалось со слов его.