Редкий осенний дождик в Питере — что может быть привычнее? Дворники в режиме паузы легко справлялись с редкими каплями воды на лобовом стекле. Город за стеклами машины, умытый дождем, как всегда выглядел немного величественным и чуть-чуть бесцветным. Почему-то Николай больше всего свой Петербург любил именно таким — под серым облачным небом, относительно безлюдным — во время дождя, даже слабого, на вечерних улицах жителей значительно меньше.

— Останови, — попросил он водителя, — хочу немного пешком пройтись.

Накинул на голову капюшон плаща и вышел на улицу. Шел мимо стройных рядов старых, еще XIX века, зданий, освещенных больше яркими рекламами, чем стилизованными под старину фонарями, поглядывал косым взглядом на витрины магазинов, любовался прямыми широкими улицами и грустил.

Уже подходя к решетке, огораживающей выкупленный Сахно дом и прилегающий участок с маленьким, но очень уютным садиком, увидел у самых ворот «Мерседес» с бросающейся в глаза эмблемой прокатной фирмы на двери. Обошел его со стороны багажника и остановился.

Она сидела на мокром капоте, с каким-то небрежным изяществом поставив высунувшуюся из высокого разреза на юбке стройную ногу на круто повернутое колесо, курила, зажимая сигарету в кулачке, а по лицу скатывались то ли капли дождя, то ли слезы. Заметив Николая, решительным движением отбросила сигарету, встала, сделала два шага, остановилась прямо перед ним и медленно сказала:

— Ты не учел сразу три вещи: первое — меня нельзя купить, — она аккуратно стянула капюшон с его головы и… звонкая пощечина со всего размаха обожгла щеку. — Второе — что я пойму, что ты не хотел меня оскорбить, — на пылающий след от ее ладошки на щеке наложился еще один.

— А третье? — прервал Николай затянувшуюся паузу, внимательно разглядывая ее такое родное лицо, по которому сейчас, без всякого сомнения, текли именно слезы, а не только капли дождя. Разглядывал, подсознательно готовясь к новой пощечине, но даже не думая перехватывать ее руку.

— Третье? Что я тоже могу любить. — Вместо удара он ощутил на своих губах ее мокрые и соленые от слез губы.

Когда они уже прошли сквозь калитку, открытую дистанционно секьюрити, дошли до парадного и вошли в двери, он спросил у Катерины, протягивая руку:

— Ключи от машины?

Взяв маленькую связку, бросил ее охраннику, тщетно пытавшемуся скрыть улыбку — ведь наверняка наблюдал всю сцену их встречи по монитору, — и коротко скомандовал:

— Загони на стоянку.

В квартире медленно раздел ее, с удовольствием покрывая каждый открывающийся кусочек тела поцелуями, отнес в джакузи и очень долго отогревал замерзшую Катерину.

В середине ночи, когда они, уставшие, но довольные, лежали под слабым светом ночника на его широкой постели, наконец спросил:

— Как ты меня нашла? Причем так быстро, всего через три недели?

— О, — довольно улыбнулась она, — это было достаточно сложно, но у меня была отличная видеозапись. Помнишь, я тогда первый раз ошиблась, набирая код снятия коттеджа с охраны? Камера в этом случае включается автоматически. А потом взяла и купила детективное агентство. Не наняла, а именно купила. Благодаря твоему одолжению я все-таки смогла успешно завершить свою аферу, и денег стало достаточно. Агентство… Они сначала проверили записи большинства следящих видеокамер в Лондоне, до которых смогли добраться, затем стали проверять столицы всего Евросоюза. Один из специалистов — хакер — как-то сумел через Интернет получить доступ к записям всех крупных городов мира, передаваемым для Интерпола. Информация стекалась только на мой компьютер — такое условие я поставила в своем агентстве. Каково же было мое удивление, когда обнаружились твои следы почти одновременно в совершенно разных городах на расстояниях в тысячи миль? Когда удалось вскрыть сервер вашей санкт-петербургской полиции — остальное было делом техники. Ну, а после того, как выяснились твои паспортные данные, Николя, — она назвала его имя почему-то на французский манер, — и что ты не женат…

— Н-да, — констатировал Штолев, — прокол на проколе. Придется серьезно задуматься на эту тему. Как ты мотивировала в агентстве мой розыск?

— Никак. Засыпала их вместе с твоим изображением фотографиями различных людей. Пусть ищут. Меня сейчас интересует совершенно другое — каково это быть, — она сделала паузу и прошептала: — The red colonel?

— Скоро сама узнаешь, — тяжело вздохнул Николай.

* * *

— Любому человеку надо во что-то верить. Вот во время той большой войны в середине прошлого века верили в победу, даже когда отступали к Москве. Верили, что после победы жизнь станет лучше. Победили — верили, что вот восстановят страну после частичной оккупации, после жуткой разрухи и заживут хорошо. Потом верили, что, создав ракетно-ядерный щит для державы, можно будет направить хотя бы часть сил на это самое улучшение жизни. Во что-то верили всегда. Надеялись, что хотя бы их дети будут жить лучше. Строилось жилье, и появились не только товары первой необходимости, но даже какие-то предметы якобы роскоши. Морально устаревший «Фиат-124» стал почти народным автомобилем «Жигули». За цветными телевизорами выстраивались очереди. Но пришли 80-е, и стараниями как нашей собственной власти, так и лепших закордонных, в основном — заокеанских, друзей верить стало не во что. Союз рухнул, и новые власти стали резко насаждать веру в рыночную экономику. А что? Материальные способы мотивации ведь достаточно действенные. Вспомни хотя бы треклятые ваучеры. Только вот эта идейка превратилась в кормушку для довольно ограниченной части населения. Обернулась разгулом бандитизма и рэкета. Постепенно все устаканилось, причем как в прямом смысле, так и в переносном. Пить стали еще больше. Бандиты, частично перебив друг друга, остепенились и превратились в добропорядочных бизнесменов. Западный капитал медленно, но верно скупает Россию на корню. Продается все: от секретных технологий до не только отдельных предприятий, а даже целых отраслей промышленности. Только вот народ верить во что-либо вообще перестал, — как-то немного удрученно закончил свой монолог Полонский.

Полковник Юрий Анатольевич Лазаренко исполнял обязанности командира воздушно-десантной бригады всего два месяца. Генерала Максимова сняли за почти ежедневную пьянку. Впрочем, особых надежд на утверждение в этой должности у полковника не было. Хотя именно он тянул бригаду, но не очень-то пришелся ко двору в Министерстве обороны — слишком отрицательная у него позиция к, увы, уже свершившейся военной реформе. Так недалеко и до известной поговорки: «Народ, который не хочет кормить свою армию, будет кормить чужую». Вот только не народ страны в этой ситуации виноват, а власть. А теперь к нему пришел, вероятно, лучший из молодых генералов и убеждает в том, что и так понятно.

— Дмитрий Алексеевич, хватит ходить вокруг да около. Ты меня первый день, что ли, знаешь? Говори прямо — что предлагаешь?

— Прямо? — генерал усмехнулся. — А не пора ли судьбу Родины в свои руки брать?

Лазаренко сначала скептически посмотрел на Полонского, затем проверил показания сканера на наличие жучков, улыбнулся и протянул руку: