основном, и делают науку. Местные к ней не очень способны и работают неаккуратно, чем сильно раздражают наших. Японец, например, может залезть грязной пипеткой в большую банку со свежей средой (да еще и не принадлежащую ему лично) вместо того, чтобы отлить немного в пробирку. После окончания работы всё так и бросают, забывают выключить приборы, газ, свет, общую посуду за собой не моют, ну и так далее. Правда, тех японцев уже в лаборатории с гулькин … (немного осталось), а оставшихся Таня – главный человек в лаборатории – понемногу выдрессировала – реагируют даже на простые жесты. Что интересно, руками работают даже самые видные деятели лаборатории, например доктор Хироюка Намба (Володе больше нравится его называть по имени) – первый зам Ямашиты, хотя, как считают наши – лучше бы они не работали. Конечно же, встречаются исключения и среди японцев. Так, мне показывали довольно молодого человека из соседней лаборатории, у которого уже две статьи в Nature.

Многие лабораторные японцы наделены кличками. Рыба, Хомяк, Ямасик – чтобы можно было говорить о них в их присутствии. А то они как-то нервно реагируют на упоминание своего имени в разговоре по-русски.

Есть еще лаборант Такахаши, которого я в первое время принимал за предмет обстановки – настолько малоподвижным было это существо с сонной физиономией и почти закрытыми глазами. Когда он менял своё местоположение в лаборатории, мне казалось, что он не передвигается, а перетекает, как амеба. Наши мне, впрочем, объяснили, что хлопец он хороший и все делает очень качественно. Впоследствии я в этом убедился сам. Когда Такахашик по какой-то причине отсутствовал даже несколько дней, это сразу же остро ощущали все «экскрементаторы». Особенно когда готовить растворы вместо него брался кто-то из японцев, вроде Рыбы. К тому же, Такахаши разбирается в сложных компьютерных программах и может помочь установить новый научный прибор. Кроме лаборантских функций, он еще заказывает обеды на фирме, а затем собирает йены. Мы с ним сошлись на почве пива, а еще он заполнял за меня (наряду с Таней и Димой) обеденный заказ. Я указывал ему на картинку блюда, которое мне нравилось цветом и содержанием, и он аккуратно вписывал иероглиф в табличку. Должен сказать, что исполнить надпись самому мне не удавалось, даже имея перед глазами образец.

По пятницам семинары. С 16–30 и (часто) до 10–11 вечера. В лаборатории 3 семинарских группы. Одна группа докладывает об своих очередных успехах в раскрываемости важных научных проблем, другая – свежие интересные статьи, близкие по тематике, третья – отдыхает и (в лице Димы) задает каверзные вопросы первым двум. Через неделю – меняются. Основной язык лаборатории – русский, хотя доклады пока еще делают на английском и японском. Причем, есть отдельные русскоязычные особи, которые о своих успехах докладают не на русском, не на родном им белорусском и даже не на английском, а на японском. Такой вот позорный конформизм вместо того, чтобы стимулировать аборигенов к скорейшему овладению нормальным языком.

Сразу после заезда делал доклад и я. Обосновывал выбранную мной тематику исследований. Не могу сказать, что я поразил их своим выступлением. Говорю я вообще плохо, на английском делал доклад впервые и, кроме того регулярно оскорблял японцев. Дело в том, что слово gap, означавшего в моей речи пробел (в знаниях по данной теме), я произносил, как «джеп», что является оскорбительной кличкой аборигенов со стороны хамоватых американских интервентов.

Что мне «понравилось», так это система формирования авторского коллектива научных статей. Ну, в первую очередь, вписывают завлаба – это святое! Затем включают всех начальников поменьше. Затем тех, кто статью правил или даже просто читал. Тех, кто принимал участие в обсуждении. Тех, кто проходил мимо по коридору в тот момент, когда эта статья обсуждалась. Тех, кто мог проходить мимо по коридору в тот момент, когда эта статья обсуждалась, но не смог пройти по уважительной причине. И, наконец, лиц, не принимавших участие в эксперименте, работе над статьей, обсуждении, не проходивших мимо в момент обсуждения, но которым просто очень нужна публикация. Мне рассказывали, как обставляет свои дела с публикациями «говорун». Обычно он приводит к Володе сотрудника другого отдела и представляет их друг другу. В результате Володя проводит эксперимент, коллега из другой лаборатории пишет статью (которую тоже правит, или вернее переписывает заново, Володя), а «говорун» с чистой совестью вносит свою фамилию в авторский коллектив. Такое вот научное сутенерство. Достаточно спросить японца, где лежит нужная вам пипетка, чтобы он оказался в соавторах вашей статьи, ну а если он отлил вам 40 микролитров приготовленного им реактива – есть все основания ставить его в списке авторов на первое место. Это, что касается японцев. В отношении наших действуют другие правила. Человек, который сделал весь эксперимент и написал статью от начала и до конца, может (не обязательно!) оказаться первым в списке 20 соавторов. Ну, в точности по пословице – один с сошкой, семеро (часто – двадцать семеро) с ложкой. Мне рассказывали, как «говорун» при обсуждении Таниной статьи заявил, что это полный бред и что он в ней ничего не понимает (последнее было чистой правдой), а затем оказался в соавторах. Статья была опубликована в одном из самых престижных журналов. Все это многих наших очень раздражает, но, с другой стороны – кто платит, тот и заказывает музыку. Никто нас сюда особенно не звал, и являемся мы здесь людьми того же второго-третьего сорта, несмотря на приличные или даже высокие зарплаты.

Мне выделили кабинет (пополам с Володей Саенко) с секретаршей. Что с ней делать – не знаю, так как русским она владеет значительно лучше, чем английским, но хуже чем я японским. Мы с ней ходили (вернее ездили на такси) в горсовет – на прописку. Кроме того, оформляли аренду квартиры. Она же покупает нам всякую канцелярию и проплачивает (временно) все мои счета.

Рабочий день у меня с 8–8–30 утра и до 11–12 вечера. Иногда заканчиваю раньше, иногда – позже. Смотря по тому, сколько пива имеется в наличии. Это не трудовой подвиг – просто идти особенно некуда, да и не хочется. Летом погодка такая, что через 10 минут «похода» рубашку можно выкручивать, а в лаборатории холодное пиво, закуска и кондиционеры, что можно обобщить одним словом – благодать!

Длиннющая очередь в ГУМ. Мужик подходит, спрашивает – что дают? – Немецкие унитазы – отвечают. Стал в хвост очереди, отстоял, оплатил. Выдали какой-то длинный предмет. Дома развернул – 2 палки. Побежал обратно. Что это –