злостью приправляет.

Ревностью блядской.

Психом себя чувствую.

К каждому слову ревную.

И пташка дохрена поводов давала…

Только почему-то вина за это давит.

– Что? – рявкаю, не выдерживаю. – Что ещё было?

– Ничего. Я просто не умею по-другому. Знаешь, пытаюсь за добро отплатить и…

– Ты за своё дурацкое добро сполна оплатила.

– Знаю. Прости. И не нужно было уезжать, я не устала. Просто немного скучно было. Вот и разморило.

– С моими братьями – скучно?

– Ну… Вы говорили, а я просто молча сидела. Интересно, но они весь вечер болтали, - глаза закатывает, фыркает. – И больше часа намекали мне на свадьбу. То как у одного было, как у другого, то у какого-то Мамедова вот-вот будет.

Черт.

О Мамедове я и забыл совсем. Давний друг семьи, с которым не общались особо. Отбитый даже по моим меркам, а это нужно постараться. Какая там у него свадьба по счету?

Третья?

Четвертая?

Но братья молодцы. Правильные мысли втолковывают Нике. Я с этим не спешу, сначала надо, чтобы девчонка со мной осталась. Потом можно и штамп в паспорте. Херня это, ничего не решает.

Что девчонка убежать может, что жена.

Вопрос только в желании.

– Никакой свадьбы, Хаджиев, - произносит твердо, подбородок вздергивает. – Пока в шахматы не выиграешь, то никакого брака.

– Если Адам будет мешаться, то игра будет долгой. С животом под венец пойдёшь. Нам ещё заново…

– А не нужно заново!

Подбирается, улыбается довольно. Сама из машины выскакивает, к дому несётся. А час назад готова была в переполненном расстояние спать. Что так её взбодрило?

Раздеваюсь в прихожей, обувь стаскиваю, когда Ника обратно вылетает. С удивительной грацией, пусть длинное платье и мешает.

– Вот, - протягивает мой блокнот, а после к груди прижимает. – Я вспомнила.

– Что вспомнила, пташка?

– Я ведь все ходы записывала, помнишь? И твои тоже, раз ты не делал такого. Так что мы расставим всё и можем продолжать.

Можем.

Продолжать.

Настолько выиграть хочешь, пташка?

Горечь проглатываю.

Мерзкое ощущение.

Как бы не удерживал, а она рвётся подальше.

Блядь.

Хрен с ней.

Хочет для галочки выиграть? Будет ей. Намеренно проиграю, даже стараться не буду. Пусть забирает моего короля, а я заберу её. Ни слова не скажу, когда потом Ника не захочет уходить.

Надеюсь на это.

– Сыграем, Саид? Или… Ты говорил, что у тебя дела.

– Сыграем. Душ приму, я весь в табачном дыме.

– Хорошо.

Не спорит, взглядом мажет. Пойдёт со мной в душ или нет? Нет, походу. Я проиграю, пташка, но сделаю это медленно. Чтобы привыкла ко мне и не улетала больше.

Поняла, что не так со мной плохо, как она думала.

– Вернусь скоро, - направляюсь к лестнице, но торможу. – Жив.

– Что? – хлопает ресницами, губы приоткрывает.

– Эмин – жив. Про Тахира такого сказать не могу.

Потому что племянник – Хаджиев, как бы не плевался.

Я ему выбор дал, когда в комнате сидели. И я решал, что с ним дальше делать. Рассказывал, как Тахир перешел грань. И что Эмин сам должен с ним разобраться.

– Ника – семья, - так я сказал. Племянник не спорил. – А в семье…

– Кровь за кровь.

Эмин закончил за меня.

И я не сомневался, что Эмин сам глотку перережет Тахиру.

А ужас на лице предателя стремительно расцветал.

Тахир тоже в этом не сомневался.

Глава 37. Ника

– Господин Саид…

– Свободна. Пусть все оставят нас. Только Тереза с малым остается.

– Я поняла.

Застываю с кружкой в руках, прижимаюсь поясницей к кухонному столику. Нигяр мигом покидает кухню, всем доносит, чтобы дома никого не осталось.

А я не знаю, что меня ждёт.

Вчера всё было прекрасно. И игра, когда я так легко фигуры мужчины забирала, и ночь вместе. И даже утром, поцелуи и близость, от которой трепет внутри.

Теперь же Саид возвращается чертовски злым. Рявкает на всех, дверью гремит. И я не представляю, что могло произойти. Как мужчина на мне отыграется за то, что случилось.

Так ведь уже было.

Ничего нового.

Поэтому стараюсь слиться с мебелью, не привлекать к себе внимания. Нет меня, элемент декора. Только Саид смотрит прямо на меня, его лицо – непроницаемая маска.

Падает на стул, телефон и ключи бьются о стол. Мужчина хлопает по карманам, достает зажигалку. А потом ругается на незнакомом мне языке и отбрасывает пачку сигарет.

– Я сейчас найду пепельницу, - шепчу, хотя в тишине слишком громко получается. – И выйду, можешь покурить.

– Нет. Лучше кофе сделай, - не просит, приказывает. – Как ты себя чувствуешь?

– Я? Да… Нормально.

Отвечаю осторожно, не понимая, к чему этот вопрос. Или надо было соврать, что мне очень плохо? И тихонько ускользнуть, пока мужчина ничего не понял?

Саид загадка.

Темная бездна.

Хаджиев сейчас это огромное минное поле, где каждый сантиметр под напряжением. И я не знаю, куда можно ступить так, чтобы меня не накрыло взрывом.

– К врачу поедем скоро.

– Зачем?

– Мы планировали. Ты должна была быть готова к четырем.

– Я и готова. Конечно.

Поспешно заливаю кофе кипятком, ставлю кружку перед мужчиной. Мнусь, не знаю, как мне лучше поступить. Я была так спокойна всего секунду назад, а теперь пальцы дрожат.

Из головы вылетело, что мы собирались на осмотр. Саид сам настоял, хотел проверить, что с ребёнком всё нормально. И его не волновало, что постоянно ездить к врачу не нужно.

Он все ещё собирается?

– Может… Ты голодный? Я накрою на стол.

– Нет. Что с тобой, пташка?

– Ничего, - больше на вопрос получается, но я киваю. – Всё нормально. А у тебя… Что-то случилось?

– Пустяки.

– Ой, - пищу, когда Саид тянет на себя. Утягивает в объятия, а после неспешно кофе глотает. Кружка задевает щеку. – Горячо.

– Прости. Кто обидел?

– Что? Нет, никто. Никто меня не обижал, Саид.

– Так что с настроением, пташка?

Царапает щетиной, шумно выдыхает. Я вся как на иголках, жду каких-то упреков или резких фраз. Но их не следует. Стараюсь развернуться к мужчине, понять, что он от меня хочет.

Совсем не этого от Хаджиева жду. Приготовилась защищаться или тихо себя вести, не нарываясь. Но он кажется… Не спокойный, конечно, весь напряженный. Но и не