это меня так заводит… Ох, девочка моя, не нарывайся!

Беру Наташину ладонь, сжимаю, поглаживаю большим пальцем тонкую кожу. Губы самовольно растягиваются от того, что у нас все получилось — мы вместе. Счастье переполняет грудную клетку, рвется наружу. Хочу так много сказать любимой женщине, кое в чем признаться, но еще больше хочется прижать к себе и никуда не отпускать.

Никогда.

Глава 59. Иван

Денис убежал осваивать новую комнату, и мы с Наташей остались наедине. За кухонным столом.

Мы ведь так толком и не поговорили до сих пор. Все время какие-то малозначимые фразы, ответы, зажатость с ее стороны, неловкость с моей в присутствии пацана. А не виделись всего-то каких-то две недели и сегодня суета с самого утра — пока приехали, пока вещи пристроили, то, се и дело к вечеру. А еще я думаю, что надо как можно быстрее рассказать о ночи с женой, чтобы не было тайн у нас, чтобы у Наташи было время подумать о нашем будущем и определиться, готова ли она принять меня с… возможным ребенком от другой женщины… Черт, не могу принять это, понять Оксану, слов найти оправдательных ни для себя, ни для нее.

И как сказать об этом Наташе, как объяснить?

Сейчас, после совместно приготовленного ужина и его поглощения, сидим с рыжулей по разные края стола, смотрим друг другу в глаза. Не могу насмотреться. Любуюсь, наслаждаюсь, убеждаюсь, что она действительно здесь, со мной.

Наташа кружку медленно крутит вокруг оси, поглаживая пальчиками глазированные стенки. Хочет как будто что-то сказать, не решается. Как и я.

— Нервничаешь?

— Волнуюсь. Немного, — застенчиво улыбается, взмахивая ресничками. — Так все быстро… не верится…

— Жалеешь?

— Нет! Ты что! — вспыхивает. — Наоборот… рада… очень… — мягкий голос становится тише, взгляд серьезнее и темнее.

— Да блин! — расстояние в полметра между нами меня окончательно добивает. Подрываюсь, под тихий вскрик девчонки сгребаю ее в охапку, усаживаю себе на колени. Впиваюсь в такие желанные розовые губки, упиваюсь их сладостью, мягкостью, толкаюсь языком. Не позволяю отстраниться, зарываясь ладонью в рыжие кудряшки. И она поддается, раскрывается, отвечает на поцелуй, елозит на мне бедрами, пальчики впиваются в плечи, перемещаются в волосы…

— Какая страстная, отзывчивая, как же я соскучился. Люблю тебя, моя девочка, — бормочу, смещаясь с губ на шею и ниже, в манящую ложбинку. Где там ее родинка спряталась? Прижимаю Наташу к себе, упиваюсь тихими стонами, отрывистым жарким дыханием. И у меня от всего этого едет крыша как от лучшего элитного коньяка на голодный желудок.

— Сумасшедший, — тихо смеется рыжая, подставляя фарфоровую шейку в рыжую крапинку под мои губы.

Ответа не мое признание нет, но это не страшно. У нас еще будет время на взаимные чувства. А я люблю, да. Наверное, с первой фотки в одноклассниках понял это, только держал это глубоко в себе, пока не встретились. Пока не понял и не принял, что она моя. Для меня.

— Счастливый и голодный. Очень голодный, так бы и съел. И съем! — поднимаю голову, смотрю прямо в глаза — не вру!

— Вань, а вдруг Денис увидит. Давай позже.

— Думаешь, он не знает, что нас связывает? Взрослый парень, поймет.

— Поймет. Но… так сразу… неудобно…

— Понимаю, — все равно сжимаю тонкую талию. — Так сидел бы и сидел с тобой на коленях. А еще лучше лежал.

— Насчет лежал… Мы почти не спали прошлую ночь и еще не перестроились… У нас там уже десять вечера. Денис быстро уснет. Пойду посмотрю, как он, а то что-то притих.

Дениска действительно уснул. Слишком насыщенным оказался день для пацана. Да и Наташа, кажется, устала, а если и прошлую ночь не спала…

Быстро расстилаем кровать, умываемся. Еще раз проверяем безмятежно спящего Дениса и ложимся сами. Лицом к лицу.

— У тебя замечательный сын. Он мне понравился.

— Ты ему тоже. Вы подружитесь.

— Не сомневаюсь.

Темнота чудесно передает эмоции. Я слышу, как Наташа улыбается. Чувствую, как искрятся ее глаза, зеркалят мои.

— Вань, мне нужно тебе кое-что сказать… — искры пропали — Наташа зажмурилась, — мой муж… он… я… не хотела… — последнее шепчет одними губами.

Мне не важно, что было у них там, намного важнее, что она теперь здесь, со мной.

Я отчетливо слышу, как сильно бьется Наташино сердце. И нифига не от счастья, что она лежит рядом со мной, а от боли, что испытала там, со своим гребаным гопником.

— Тш-ш-ш, — прерываю ее речь, целую в губы, влажные ресницы. — Не надо, не говори. Все прошло. Теперь все будет хорошо, слышишь? Хо-ро-шо. Я обещаю. Со мной ты будешь счастлива. Я сделаю все для этого, я постараюсь.

— Спасибо, Вань. Ты замечательный. Мой волшебник. Прости меня.

— За что?

— За то, что слишком долго думала. Сомневалась. Боялась переступить черту…

— Это я должен просить прощения, что слишком долго ждал тебя. Надо было не тянуть, забирать вас сразу, самому.

Тоненькие теплые пальчики касаются моей щеки, гладят кожу. Так нежно. Обхватываю маленькую ладошку своей, прижимаю к груди. Там, где стучит.

— Оно твое. Только твое… Не могу поверить, что ты здесь, со мной. Не могу поверить, что завтра и всегда буду просыпаться с тобой, чувствовать твой запах…

Вдох, выдох… Надо признаться…

— Маленькая моя, я хотел сказать тебе кое-что важное… — Теперь в моей грудной клетке грохочет барабанная дробь. — Вчера я подал на развод. Но… может так получиться, что у Оксаны будет ребенок… от меня… Если это произойдет… я все равно останусь с тобой, слышишь, родная? Наташ?

Наташа молчит. Только сопит тихо-тихо. Уснула.

Услышала ли ты меня, моя девочка? Не уверен, что смогу признаться в этом еще раз.

Я еще долго лежу, смотрю на темный силуэт хрупкой девушки, зарываюсь носом в ее кудрявую макушку, вдыхаю любимый запах. Незаметно проваливаюсь в теплый, до невозможности уютный, сон.

А утром я просыпаюсь в кровати один…