Сеть работать не желала.

Олег бился уже добрых два часа. Раз десять проверил сетевые платы, переустановил все что можно — и не работает. Церковь и прогресс определенно несовместимы! Кому в голову могла вообще прийти идея, что приюту для наркоманов нужны компьютеры в сети, да еще с выходом в Интернет?!

Впрочем, Олег знал кому — отцу покойному. Он компьютеры подарил. А ему, Олегу, теперь как бы по наследству досталась головная боль с их наладкой.

Он перепробовал уже все. Должно было работать. А не работало. От безрезультатной возни Олег совершенно очумел. И главное, не было никакой возможности сосредоточиться. Сервер, с которым он боролся, установили в приемной у главного врача — профессора Гринберга, который в этот момент гонял чаи с настоятелем местной церкви отцом Иннокентием. Естественно, не молча. От его зычного баса, рассчитанного на переполненный кафедральный собор, звенело в ушах, да и профессор хорош — хоть и не столь зычен, зато способен тараторить сутками.

Профессор Гринберг заведовал наркологической клиникой, стационар в которой прикрыли полгода назад в связи с отсутствием финансирования. И тогда отец Иннокентий предложил создать Христианский реабилитационный центр. Наркоманам, которые твердо решили завязать с кайфом, позволяли жить здесь, работать в саду, а от абстиненции лечили не только медикаментами, но и постом и молитвами. Отец Иннокентий наведывался раз в несколько дней, осматривал пациентов, и каждый такой визит неизменно заканчивался чаепитием с Гринбергом, где вечно обсуждалась одна и та же тема: преимущество «духовного» исцеления перед медикаментозным. Отец Иннокентий доказывал, что крест животворящий и иконы чудодейственные еще и не на такое способны, а профессор клятвенно обещал перековаться из закоренелого атеиста в иудея, или православного, или даже в магометанина, если хотя бы половина его пациентов действительно предпочтет наркотикам пост и молитвы.

— Нет, ну он просто издевается надо мной! — Олег в сердцах клацнул кнопкой питания.

— Помочь? — участливо поинтересовался отец Иннокентий.

Олег искренне удивился:

— Как? Вы что-то в этом понимаете?

— Нет, — честно признался священник, но трижды перекрестил сервер, что-то пошептал над ним, отбил поклон иконе в красном углу комнаты, и после очередного перезапуска сеть заработала.

— Чудо? — как ребенок обрадовался профессор.

Отец Иннокентий только хитро усмехнулся в усы и похлопал Олега по плечу:

— Пойдем чай пить.

— Спасибо, я хочу все доустановить. Теперь самое интересное начинается.

— А вот как вы это сделали?! — шумно прихлебывая обжигающий чай, допытывался профессор. — Специально сговорились меня чудом удивить? Думаете, я после этого в сходящий пасхальный огонь поверю и в белую летающую женщину, отгоняющую китайцев от наших земель?

— Я о девушке хотел с вами посоветоваться, — вернулся к прерванному «чудом» разговору священник. — Боюсь, тут одной веры будет недостаточно. Хоть и святотатство говорю, — перекрестил он бороду, — но думаю, специалистам ее нужно показать.

— Абсолютно согласен, уже над этим думаю, — кивнул Гринберг. — А что, с вами она тоже молчит?

— Ни словечка даже. Даже не знаем, как звать ее. А красавица-то какая! Одна коса чего стоит… Что ж ее на зелье-то потянуло, Господи спаси ее душу грешную…

— Что за девушка, профессор? — вместе со стулом развернулся к беседующим Олег.

— Молодежь, — махнул рукой отец Иннокентий. — Как чай со стариками пить, так он еще не закончил, а как о девушках разговор — какая уж там работа…

— Одна из наших вот с отцом Иннокентием пациенток, — пояснил Гринберг. — Сложный случай. Начинающая наркоманка — и сразу передозировка. Сейчас состояние стабильное, но заторможенное, частичная потеря памяти. Один парень, дай Бог ему здоровья, подобрал ее буквально на улице, привел сюда, теперь ни на шаг не отходит…

— Можно мне на нее посмотреть? — попросил Олег.

— Почему нельзя, — усмехнулся профессор. — Пойдем покажу. Все равно на пути домой еще раз к ней зайти собирался.

Пациенты Гринберга, человек десять, под руководством троих человек в черных рясах возились в молодом яблоневом саду. Окапывали и белили деревья, кто-то просто валялся или дремал на травке, очевидно в ожидании своей очереди — садового инвентаря на всех было явно недостаточно.

— А вон и та девушка, — профессор мотнул головой в сторону одиноко стоящей скамейки в дальнем конце сада. — И с ней — ее спаситель.

Девушка, одетая в нечто среднее между робой и рясой, сидела к ним спиной, но эту спину Олег узнал бы, наверное, и в скафандре.

— Настя! — Он в три прыжка преодолел расстояние до скамейки и в изумлении замер.

«Спаситель», стоя на коленях перед девушкой, не утешал ее душеспасительными беседами. Он аккуратно вгонял ей в вену иглу одноразового шприца. Ее перетянутая резинкой правая рука безвольно висела вдоль тела. Лицо застыло неподвижной маской, на оклик Олега она даже бровью не повела. Зато «спаситель» среагировал сразу — отбросив шприц в траву, он медленно поднялся с колен и, вязко сплюнув, пошел к Олегу:

— Ты кто такой, козел?!

Рядом с Олегом тут же оказались все трое священнослужителей, но «спасителя» это не остановило. Схватив запястье ближайшего к нему послушника, он резко дернул его вниз, поворачивая против часовой стрелки одним сильным движением. Священнослужитель заревел от боли: его рука была сломана.

— Умоляю, только не бейте больных! — в ужасе взвизгнул Гринберг.

На профессора никто, естественно, не обратил внимания. Анастасия, освободившись от сжимавшей руку резинки, с сосредоточенным видом шевелила палочкой траву у своих ног, словно выискивая что-то очень нужное и только что утерянное, остальные пациенты разбежались.

Сжав руки в виде тисков и вращая ими, как кузнечным молотом, «спаситель» ударил второго священнослужителя в горло. Тот проделал сальто в воздухе и рухнул на землю.

Третий человек в рясе бросился прочь, не отрывая глаз от разбушевавшегося парня.

— Ну?.. — «Спаситель» достал финку и нарочито медленно пальцем проверил остроту лезвия. — Теперь твоя очередь, сопляк.

И тут в сад ворвался Локтев. Мгновенно оценив ситуацию, он не стал тратить время на разговоры. На ходу подхватив лопату, он швырнул ее в «спасителя». Не попал.

— А ведь я тебя почти за сына считал! — Он повернулся, и правая нога двинулась вперед, врезаясь в левый бок противника.

— Да пошел ты, папаша! — Борис Симонов отпрянул, затем бросился вперед, не помня себя от боли и ярости. Его руки были растопырены, как клешни краба, нож отлетел далеко в траву.

Симонов сделал короткий ложный выпад и подсек Локтева ногой.

— Вот так-то, Папаша!