Вдруг стало холодно — невыносимо, так что Мите пришлось сцепить зубы, чтобы те не стучали. Лишь мертвые продолжали стоять неподвижно, но волосы и лица их затянула корка голубоватого инея.

— Люблю… свининку… — странный, слишком высокий для мужчины и низкий для женщины, голос донесся из-под свисающей на лицо ткани и длинный, как у жабы, язык вылетел наружу и смачно облизал расчерченный Алешкой круг, стирая пропитавшую его кровь. — И конинку… тоже… люблю…

— П-приветствую на этом берегу с-смертоносного воителя трех миров, н-наследного властителя стеклянной башни, потомка Эохо эхкенд, — заикаясь через слово, пробормотал Алешка — изо рта у него вылетал пар, как на морозе. И отвесил пришельцу полноценный придворный поклон.

— И тебе привет, человек Алексей, сын человека Ивана, и потомок еще каких-то людей, которых я знать не знаю. Ах да, наследный властитель отцовского поместья… и его же долгов. — прошипел из- под низко надвинутого капюшона странный бесплотный голос — не мужской и не женский.

Главам 30. Пришелец из тумана

В пещере под берегом повисло молчание: лишь продолжала шумно плескаться темная вода. Озаренное светом фонаря лицо Алешки передернуло злой судорогой, младший Лаппо-Данилевский то краснел, то бледнел, гневно сводил брови, пару раз даже открывал рот, порываясь ответить. Белая фигура в плаще склонила голову к плечу — закрывающая лицо ткань качнулась, а по окутывающим тело складкам прошла рябь, как по морской воде — и с явным интересом наблюдала, чем закончится внутренняя борьба. Наверное, именно этот интерес и помог Алешке взять себя в руки. Он коротко выдохнул сквозь зубы и лицо его приобрело невозмутимое выражение:

— Это и есть пещера, о которой мы говорили, яростный воитель.

Складки одеяния колыхнулись. Митя готов был поклясться, колыхнулись огорченно. Кажется, это самый «яростный воитель» Алешку дразнил, дразнил с удовольствием, и был вовсе не прочь, чтоб младший Лаппо-Данилевский потерял самообладание. И сейчас искренне огорчался Алешкиной сдержанностью.

Митя невольно кивнул: что бы там не пряталось под складками ткани, нечто общее между ним и пришельцем есть!

— Это… — покрывало качнулась к левому плечу, к правому… А потом вдруг просто оказалось на спине пришельца!

Митя даже не сразу понял, что тот попросту повернул голову так, что лицо и затылок поменялись местами, настолько естественным выглядело это движение! Огляделся вот человек… Не-человек.

Взгляд из-под покрывала уставился на торчащий посреди залива драккар. Будто сам став на миг драккаром, Митя чувствовал, как этот взгляд ползет вверх по стальной обшивке, переваливается через борт — будто огромная, холодная, смертоносная змея! — и упирается в переносицу, точно дуло паро-беллума.

Видит! Неужели — видит?

Рядом застыла на коленях Даринка — шепот перестал течь с ее губ, распахнутый рот сам напоминал пещеру, а глаза и вовсе остекленели, став настолько прозрачными, что казалось, можно смотреть сквозь них.

Жуткий взгляд медленно переполз с Мити на Даринку. Мите отчаянно захотелось, чтоб под рукой у него было хоть какое оружие! Хоть пожарный топор, которым он убивал варягов. Даже на миг ощутил, как ложится в ладонь грубо обработанная рукоять… Но никакого топора, конечно же, не появилось.

Шшшур! — голова «яростного воителя» крутанулась обратно, складки его одеяния распрямились.

— Большая… От города далеко, — прозвенел высокий, чем-то похожий на крик чайки, голос.

— Большая, — сквозь владевший Алешкой страх на миг прорвалось довольство — он одобрительно оглядел пещеру. — Все влезет до последней малости! А что далеко, так тоже не стоит беспокойства. в городе большое строительство, господин губернатор на улицах всяческие обновления затеял, в которых и мы участвуем немалыми средствами. — физиономия его налилась важностью. — Доставим в город — никто и не заметит, а заметит — не поймет! Не беспокойтесь, сударь… — осекся и выправился. — … сударь яростный воитель, все сделаем. Все спланировано до последней малости!

— Люди так любят строить планы. Идут к цели. Проигрывают, когда рассыпаются планы. Погибают, когда исчезают цели. Мы — не планируем, мы изменяем. Изменяемся. Исчезаем. Рассыпаемся. Меняемся. Превращаемся. Не думаем — делаем. Или не делаем, или снова делаем. Или нет… — голос шелестел мягко, завораживающе, убаюкивающе.

Ингвар покачнулся в седле автоматона. У Алешки начали закрываться глаза, он привалился к стене пещеры и очнулся.

— Бррр! — потряс головой младший Лаппо-Данилевский. — Так ничего не получится!

— У нас всегда что-нибудь получается, — откликнулся голос.

— Но ведь не то, что вам нужно! — в отчаянии попытался объяснить Алешка.

— Нам нужно всё, — строго ответил «яростный воитель» и в голосе его проскользнули высокомерно-снисходительные нотки. — Оставь, человек. Не пытайся, не поймешь. Просто не разочаруй меня. Хотя если разочаруешь, я тоже позабавлюсь.

От этих слов, произнесенных высоким, напевным голосом, мороз продрал по спине даже Митю.

— Я… мы не подведем! — полностью потеряв всякое достоинство, выдохнул Алешка. — Все будет по плану, я хотел сказать, в лучшем виде! Полежит тут спокойно денек, пока мы с отцом паро-телегу подгоним. Никто не найдет! Бабайко здесь баржи с товаром перегружал, которые мимо казны и акциза пускал. Мертвецы работали, им ведь платить не надо, сам Бабайко тоже… подох. Ни одна живая душа про эту пещеру не знает! — уверенно повторил он.

Митя мысленно вздохнул: Даринка тоже клялась, что после смерти Бабайко не осталось тех, кто знает об этой пещере. И вот, извольте любоваться — Алешка! Да еще и с какой-то завернутой в белую портьеру не-людской тварью!

— Мертвые могут рассказать больше, чем живые. А у вас есть те, кто умеет их слушать.

— Ежели вы имеете в виду Меркулова, — стискивая кулаки, начал Алешка. — То он всего лишь плебей и ублюдок, которого стыдится собственная Кровная родня!

Митя не стал коситься на Ингвара с Даринкой, хотя не сомневался, что уж они-то на него смотрят.

— Ты непоследователен, человек Алексей. Если твой враг — плебей, то он не Кровный ублюдок, а если Кровный ублюдок — то не плебей.

Алешка поглядел на белое существо с явным превосходством: дескать, как же мало ты понимаешь в людской последовательности! И снисходительно пояснил:

— Кровные делают вид, будто стоят так высоко, что для них нет разницы между дворянами и подлым народом. Но дворянин не станет перед ними пресмыкаться, вот и приходится приваживать всяких… из канавы! Только Кровные, с их презрением к правилам общества, могли выдать дочь за безродную шваль, как Меркулов-старший, и только эдакая вот безродная шваль могла дать свое имя Дмитрию — ублюдку по Крови и плебею по воспитанию!

Белое одеяние взвилось в воздух, а когда опало существо стояло у Алешки за спиной, а складка белой ткани захлестнулась у того