Он замер, глядя на нее с невыразимой нежностью.

— Хочешь, чтобы я остановился?

— О нет, любовь моя, — прошептала она. — Не останавливайся ни за что! — Она обвила его ногами, прижав еще крепче, и он с радостью погрузился глубже в ее плоть. Когда горячий поток его семени извергся в глубинах ее тела, она выкрикнула его имя, а он ответил продолжительным, прерывающимся стоном и опустился на нее, обессиленный, дрожащий.

— Силы небесные! — пробормотал Лукас, прижимаясь губами к ее плечу.

— Это любовь? — тихо спросила Татьяна, перебирая пальцами его волосы.

— Любовь. Да такая, о какой каждый мужчина может только мечтать. — Он перекатился на бок, попав в лужу, которую они устроили на полу. — Ах ты, негодница! Посмотри, во что превратился ковер!

Татьяна приподнялась на локте и тряхнула мокрыми прядями светлых волос.

— Уж лучше я буду смотреть на тебя. Не отрываясь, все время…

— Время… О Господи! Я опоздаю в Карлтон-Хаус! — Лукас вскочил на ноги, схватил одежду, бросил ей сухое полотенце. — Прикройся, пожалуйста.

Она послушно взяла полотенце, вытерла плечи и принялась тщательно вытирать ноги. Лукас вдруг поймал себя на том, что, застыв на месте, внимательно наблюдает за ее действиями.

Татьяна подняла голову, зеленые глаза лукаво блеснули.

— Ах ты, озорница! Пытаешься снова соблазнить меня? Не воображай, что я такой податливый!

— Да уж, ты у нас молодец, — заметила она, пристально взглянув на его пенис.

Он рассмеялся.

— Я пришлю Каррутерс, чтобы помогла тебе одеться.

Она сделала недовольную гримаску.

— Я надеялась, что ты это сделаешь.

— Когда я рядом с тобой, то себе не доверяю. Кто знает, что еще ты заставишь меня сделать!

Она бросила ему полотенце.

— Ладно. Но прежде чем уйдешь, может быть, хотя бы вытрешь мне спину? — Она повернулась, скрутив мокрые волосы в толстый жгут, ниспадавший до гладких, белых, округлых и очень соблазнительных ягодиц.

Лукас шлепнул по ним полотенцем. Она, охнув, обернулась к нему — олицетворение оскорбленной невинности.

— За что?

— Сама знаешь, ведьмочка, — проворчал он и торопливо выскочил из комнаты, пока здравый смысл и чувство долга не покинули его окончательно.

Когда наконец Лукас, вымытый, причесанный, в свежем фраке спустился в салон, то с благодарностью обнаружил, что Далси распорядилась подать легкий ужин.

— Я, конечно, люблю рауты у Принни, — объяснила она, — но там всегда маловато еды.

Платов все еще оставался ее гостем, хотя успел переодеться в необычайно элегантную одежду.

— Это одежда твоего отца, — объяснила графиня в ответ на вопросительный взгляд Лукаса. — Я не совсем уверена, что полностью поняла рассказ атамана Платова о происшедших событиях по причине языкового барьера, но думаю, ему сегодня вечером лучше не вызывать подозрений своим видом. У нас было достаточно времени, так что Тернер смогла укоротить брюки, пока ты переодевался.

— Ты успела обо всем позаботиться, мама. — Лукас с аппетитом набросился на холодную ветчину.

— Ваша невеста не идет с нами? — спросил Платов по-русски.

Лукас перевел вопрос графине, потом ответил, покачав головой:

— Нет. Я решил, что ей лучше спокойно отдохнуть в своей комнате.

Платов вскинул брови.

— И эта маленькая озорница согласилась?

Лукас чуть не подавился мясом.

— Мне удалось… убедить ее взяться за ум.

— Чтобы убедить в чем-нибудь красавицу против ее воли… для этого требуется такой дар, какого я в вас не подозревал.

— Почему вы думаете, что это было против ее воли?

Атаман пожал плечами:

— Видите ли, у нас в России обычно считают, что если дело не доведено до конца, то лучше было его и не начинать.

— Это дело я закончу вместо нее… с вашей помощью.

— На меня можете полностью положиться. — Платов сверкнул глазами и расправил плечи.

Далси задумчиво посмотрела на мужчин, и Лукас принялся лихорадочно обдумывать, как потактичнее рассказать ей о происходящем… но она вдруг махнула рукой:

— Не надо ничего придумывать. Я обычно говорила твоему отцу: лучше мне не знать всего, что происходит, чтобы потом меньше лгать.

— Ты все это время держалась великолепно, мама, — похвалил Лукас.

— Фи! — воскликнула графиня. — Спроси-ка лучше у атамана Платова, что он предпочитает — чай или кофе?

Перед тем как покинуть дом, Лукас и Платов, уединившись с сигарами и бренди, полчаса обдумывали, как поступить с Джиллиан. Когда Лукас подавал графине накидку, она, указав рукой на два свертка черного шелка, лежавших на пристенном столике в вестибюле, сказала:

— Вам это тоже потребуется.

Лукас с удивлением увидел маскарадные «домино».

— Это еще зачем? — спросил он.

— Принни в последний момент решил устроить маскарад, — небрежно сообщила Далси, закрепляя на своей прическе вуаль из синего тюля, украшенную стеклярусом.

Лукас, уже было собравшийся объяснить Платову, зачем им нужны эти черные капюшоны, вдруг замер на месте, сраженный ужасным подозрением.

— Татьяна! — Он повернулся к лестнице. Она появилась на верхней площадке в белом шелковом платье и полумаске, скрывающей лицо. — Ты обещала!

— Я обещала не показывать на приеме нынче вечером своей физиономии и, как видишь, намерена выполнить обещание.

— Честное слово, мне следовало тебя выпороть!

— Пожалуйста, если тебе так хочется, — сказала она, спускаясь по лестнице. — Но позволь напомнить, что именно это я сегодня предлагала тебе сделать, а ты предпочел…

Далси с трудом подавила смешок, а Платов фыркнул, прикрывшись рукавом, без перевода поняв, о чем идет речь.

— Нет! — крикнул Лукас. — Ни в коем случае! Решительно — нет! Категорически!

— У нас в России говорят, — начала Татьяна по-русски, — что если дело не доведено до конца, то лучше было его не начинать. Не так ли, атаман Платов?

— К чертям вашу Россию! — взревел Лукас.

— Можешь делать что угодно, Лукас. Можешь запереть меня в комнате и проглотить ключ. Можешь связать меня, приковать цепью, но, клянусь, я найду выход. Я обязана довести это дело до конца.

— Татьяна! — У него перехватило дыхание. Она выглядела такой неземной, такой хрупкой, что казалось, малейший ветерок мог сломать ее. Однако сегодня она доказала, что отнюдь не беззащитна и ее воля так же крепка, как бриллианты, сверкающие в ложбинке между грудей. От полноты чувств глаза его наполнились слезами. — Если что-нибудь с тобой случится…