Предмет: Повторная заявка на возобновление гранта Приливного фонда на переоборудование лилидейлского компьютера для Второй Стадии сочинения революционного романа "NOTES".

Дорогой сэр,

ввиду того, что все понятия, включая понятия "вымысел" и "необходимость", с большей или меньшей необходимостью вымышленны, вымысел более или менее необходим. "Бабочки" существуют в нашем воображении наряду с "существованием", "воображением" и всем остальным. Архимеды, мы поднимаем рычагом реальность, представляя себя в отрыве от всех ее остальных предметов, их - один от другого, все вместе - от нереальности. Таким образом, Искусство - столь же естественно-природное произведение искусства, как и Природа; истина литературного вымысла в том, что Факт - это фантазия; вымышленный сюжет - вот модель всего мира.

Однако империя романа, некогда более обширная, чем две империи, Франция и Англия, вместе взятые, съежилась ныне до размеров какого-нибудь Люксембурга или Сан-Марино. С узурпацией его общедоступных основ свойственный литературе вымысел стал удовольствием для специфических вкусов, наравне с поэзией, стрельбой из лука, посещением церкви. Чтобы восстановить его давнишнее господство, иначе как Революцией не обойдешься; и в самом деле, Революция ждет за кулисами своего часа, Вторая Революция, - и не будем медлить, дожидаясь двухсотлетия Первой, по сравнению с которой она обещает стать такой же прославленной, как и ее приход в мир, горящий от нетерпения Сброс Ныне, при переизбытке "научной фантастики", научности литературного вымысла не…

Снова пробел. Пук бумаг оказался даже более пухлым, чем "Персеида", но хотя мои навыки в чтении достигли к этому времени очень даже неплохого уровня и я не жалел усилий, пытаясь раз за разом вгрызться в разные его места, разобрался я, что же все это означает, крайне поверхностно, в самых общих чертах, и, несмотря на целый ряд чрезвычайно заманчивых, сулящих ложные надежды ссылок, никак не мог использовать то, что мог хоть как-то осмыслить. В целом документ, похоже, разъяснял планы его автора по завершению некоего проекта, каковой, как подчас казалось, состоял в написании неведомого произведения героически неортодоксального толка, в другие же моменты - в политической революции; но описание Бреем своего проекта, история первых трех лет его осуществления и перспективы завершения были густо пересыпаны литературной полемикой, политическими диатрибами, автобиографическими анекдотами и жалобами, угрозами засудить какого-то собрата-писателя за плагиат и всевозможнейшими замечаниями. Себя этот герой описывал как "изначально" ведущего свой род от Джерома Бонапарта (брата того Императора, что раз за разом скандально всплывал в пертурбациях с Полиидом) и "мэрилендской" дамы по имени Бетси Паттерсон, на которой Джером был недолго женат; более же непосредственно - от принцессы по имени Кай-Ю-Ха-Ха Брей, которая заявила "перед лицом Господа и ирокезов" о своем супружестве с Чарльзом Джозефом Бонапартом, внуком Джерома и Бетси, во время его пребывания в должности "Уполномоченного Соединенных Штатов по делам индейцев при Теодоре Рузвельте в 1902 году". Поскольку ко времени его писаний в живых не осталось ни одного "bona fide Бонапарта", приходившегося исходному Наполеону (чье имя и пчелиные инсигнии, даже саму личность которого он, подчас казалось, как в предыдущем письме, присваивал) более близким родственником, Брей рассматривал себя как законного наследника трона "Франции" - отсюда и его прозвище "Дж. Б., Претендент". Но при всем его знатном происхождении судьба Брея была с ним столь же сурова, как и моя со мной: самозваные правители этой самой Франции игнорировали его требования; точно так же как Полиид, он был низведен до преподавания - на посту, несравненно более скромном, чем мой почетный в ЛУ, - и до писания на потребу и продажу публике своего рода мифов, называемых романами. Его политические недруги тайно замыслили предотвратить публикацию по меньшей мере двух из этих последних, озаглавленных "Искатель" и "Любитель"; более того, когда его посетило (как меня Афина) некое божество - второстепенный козлобог по имени Стоукер Джайлс или Джайлс Стоукер - и удостоило его не крылатого коня, но священного писания, называемого "Заново Пересмотренный Конспект", публикация которого могла бы сделать его бессмертным, эти же самые враги умудрились целиком передрать сей труд и издать его под чужим именем с теми же инициалами, что и у его подлинного издателя, и - самое возмутительное из всего - не только выдали ЗПК за "вымысел", но и заявили, что трогательное предисловие Брея, которое они пиратски дословно воспроизвели, тоже было вымышленным, произведением гипотетического автора!

Разочаровавшись, Брей отказался от преподавательства и оставил семью, чтобы "снова стать словно в детском саду", посвятив всю свою энергию одиноким трудам по составлению алфавитного указателя слов и изречений, встречающихся в писаниях козлобога Джорджа Джайлса, каковой относится к нашему Пану примерно как, скажем, Полиид к Протею. Навьючив немногие свои пожитки на своего рода механического Пегаса, жука по имени Фольксваген, он удалился в упомянутую в шапке его послания общину Лилидейл - целый полис провидцев и сивилл; там он обосновался в некоем содружестве, называемом Ремобилизационный хутор, который финансировал эксцентричный мэрилендский миллионер Гаррисон Мэк Второй, каковой к тому же был или временами воображал, что был "Георгом III, безумным монархом Англии". (Замечая, что безумным Мэк II воображал себя не здоровым Георгом III, а Георгом III безумным, каковой в своем безумии воображал себя здоровым Мэком II, Брей использует нашенское словцо парадокс.) Когда его группа, "ославленная, как и все пророки в своих отечествах", позже перебралась в "Канаду", Брей не поехал с ними, поддерживаемый отчасти мучимым угрызениями совести автором, ранее предоставившим свое имя для заговора с плагиатом, отчасти своими собственными побочным приработками - в качестве козовода и изготовителя помадок, капитана курсирующего по озеру Шетоква прогулочного судна "Овод" и т. п., а в первую же очередь - Георгом III через филантропическую организацию Мэка II - Приливной Фонд. Насколько я смог разобраться. Пятилетний План амбициозной "Второй Революции" был выношен не напрямую Бреем, а второй - изобретательной - машиной, этаким автоматическим Полиидом, называемым Компьютер, которую Брей использовал в своих ученых усилиях; этот самый Компьютер намекнул однажды, что ему сподручнее отстоять перед миром свои права и по праву занять свое место среди бессмертных, отказавшись от утомительнейшей симфонии в пользу Революционного Романа - вышеупомянутой "научной фикции", каковая в письме Брея Мэку II, а может быть, и в его собственном мозгу, не то смешалась с новой революцией, не то приобрела ее черты.

В "Год N" проекта (в цифрах 1971/2), "призвав [своего] врага [Георга III] [себе] на помощь", Брей воспользовался грантом Приливного Фонда для перестройки своей машины, с тем чтобы, будучи напичкана определенным количеством произведений того или иного автора, она могла составить гипотетические новые произведения в его же манере. Результаты его первых опытов сами по себе оказались довольно неуклюжими пародиями на писания вышеупомянутого плагиатора, которому Брей тем самым ловко за себя отомстил: они были озаглавлены "Концу дороги нет конца", "Жив, жив, дурилка", "Сын Джайлса, или Заново Пересмотренный Заново Пересмотренный Конспект", - по собственным загадочным словам Брея, "романы, которые имитировали форму романа, автора, который имитировал роль Сброс"; но они вполне удовлетворительно продемонстрировали потенциал машины. Оставшуюся часть года Брей потратил в основном восстанавливая силы после нервного расстройства, результата воздействия ядовитого газа, распрысканного по округе его врагами под предлогом уничтожения озерных мух; тем не менее он, похоже, приобрел любовницу - "несговорчивую маленькую амазонку" (как при чтении этих слов у меня в груди захолонуло сердце!) по имени Меропа, чье первоначальное недоверие к нему как к "Белому англо-саксонскому протестанту (WASP)" оказалось, должно быть, сметено революционным характером его работы и его пылом в таких делах, как "борьба против ДДТ",- и радикально изменил концепцию самой своей работы. Ибо в Год О (код # 1972/3) он приступил к программированию своей машины для сочинения не гипотетических фантазий, но "Последней Фикции", "Окончательного вымысла". В ее утробу (более ненасытную, чем у Химеры, если и не столь же опасную) он отправил все пятьдесят с гаком тысяч вокабул из "Томпсоновского "Индекса мотивов фольклорной литературы", все содержимое книгохранилищ лилидейлской мемориальной библиотеки Марион Скидмор плюс к тому справочную работу, озаглавленную "Знаменитые сюжеты", основы магической математики с такими именами, как Золотое Сечение и Ряд Фибоначчи, и (не могу сказать почему, но, кажется, это предложение исходило от его любовницы) список всего на свете, что группируется по семь. Так экипированной машине надлежало проанализировать весь корпус существующей литературы ("фикции") - как мог бы аристотельствующий лепидоптеролог поступить с существующими разновидностями бабочек, - чтобы вывести совершенную форму из "естественных" к ней приближений и свести этот идеал к математической модели, предшествующей сочинению ее словесного воплощения. Таков был гений Брея, что его машина начала год, породив в качестве схемы типического подъема и спада драматического действия следующую простенькую диаграмму: