Даже если они найдут подходящих кандидатов, нужно будет еще придумать, как их заставить поселиться на лягушках. Возможно, на этот раз купания будет недостаточно. Не исключено, что придется подобрать нужное время: когда головастик превращается в лягушку, его организм полностью лишается микробов, словно лес при пожаре, – так появляется пригодная для заселения пустошь. В этот период животным больше всего угрожает Bd, но, возможно, именно этот момент идеально подходит для добавления пробиотиков. Вероятно, микробам-чужакам будет проще присоединиться к формирующемуся сообществу, в котором царит первозданный хаос, чем к уже сформированному и устойчивому. Остальные детали, наверное, тоже важны. Взять, например, микробов, что уже обитают на коже земноводных разных видов: примут ли они новичков в микробиом или сразу выгонят? А иммунная система хозяина: позволит ли она расширенному сообществу остаться на коже или же займется его корректировкой? Оказывается, мелочи все-таки имеют значение[354]. Порой в них заключается разница между успехом и провалом, сохранением вида или его исчезновением. И в кишечнике человека они так же важны, как и на коже лягушки.

Слово «пробиотик» означает «для жизни». И по этимологии, и по значению это полная противоположность антибиотикам. Антибиотики нужны для того, чтобы избавляться от микробов, а пробиотики – для того, чтобы их получать. В начале XX века Илья Мечников стал одним из первых ученых, занявшихся продвижением в массы этой идеи. На протяжении нескольких десятков лет он регулярно пил сквашенное молоко, пытаясь таким образом поселить у себя в кишечнике молочнокислых бактерий, – он считал, что именно им болгарские крестьяне обязаны своим долгожительством. Однако после его смерти микробиологи Кристиан Гертер и Артур Исаак Кендалл доказали, что микробы, которых так боготворил Мечников, в кишечнике не задерживаются. Сколько бы вы их ни потребляли с пищей, они с ней и выйдут. И все же, несмотря на собственноручный разгром теории Мечникова, Кендалл не перестал поддерживать саму ее основу. «Скоро наступит время, когда кишечные молочнокислые бактерии начнут активно использоваться в лечении определенных кишечных заболеваний, вызванных микробами, – писал он. – Наука откроет и предъявит условия, необходимые для достижения успеха»[355].

Ну, наука как минимум попыталась[356]. В 1930-х японский микробиолог Минору Сирота занялся поисками микробов-крепышей, способных достичь кишечника, не погибнув в желудочном соке. В конце концов он наткнулся на один из штаммов Lactobacillus casei и начал выращивать его в прокисшем молоке. В 1935 году появилась первая баночка молочнокислого продукта под названием Yakult. Нынче в мире ежегодно продается около 12 миллиардов таких баночек. Производство пробиотиков приносит миллиарды долларов. Они насыщают не только наши животы, но и наше стремление к «природной» медицине (несмотря на то что в состав большей части пробиотиков включены модифицированные микробы, выращиваемые искусственно в течение многих поколений). В одних товарах микробы ждут поглощения в живой закваске, в других они высушены путем сублимации и упакованы в капсулы или пакетики. В одних капсулах содержится лишь один штамм микробов, в других – много. Реклама пробиотиков гласит, что они улучшают пищеварение, укрепляют иммунитет и лечат самые разные заболевания – как связанные с пищеварением, так и многие другие.

В пакетике с самым концентрированным пробиотиком содержится всего несколько сотен миллиардов бактерий. Кажется, что это много, но у нас в кишечнике их в сотни раз больше. В бутылочке йогурта бактерий совсем немного, к тому же в кишечнике взрослого человека они не играют важной роли. По большей части они принадлежат к той же категории, что так обожал Мечников, – это молочнокислые лактобациллы и бифидобактерии. Их выбрали не из-за пользы, а из-за практичности. Выращивать их легко, в прокисшей пище они уже есть, а еще они способны выжить как в упаковочном цеху, так и в желудке потребителя. «А вот в человеческом кишечнике им долго не протянуть – не хватает нужных для этого качеств», – объясняет Джефф Гордон. Для подтверждения этого его научная группа провела анализ кишечных микробиомов добровольцев, которые на протяжении семи недель ежедневно употребляли по две порции йогурта «Активиа». Содержащиеся там бактерии не колонизировали кишечник добровольцев и никак не влияли на состав их микробиома. Гертер и Кендалл говорили об этом же еще в 1920-х, а Мэттью Бекер и другие это заметили во время поисков лягушачьих пробиотиков. Такие йогурты – словно сквозняк, влетающий в одно окно и вылетающий в другое[357].

Кто-то начнет утверждать, что это не имеет значения: сквозняк вполне может на своем пути что-нибудь уронить. Группа Гордона обнаружила несколько подтверждений этому: йогурт, который они исследовали, порой провоцировал активацию отвечающих за расщепление углеводов генов у микробов в кишечнике мышей, хоть и ненадолго. Вскоре после этого Венди Гарретт выяснила, что один из штаммов Lactococcus lactis помогает мышам, не оставаясь у них в организме, да и в живых тоже не оставаясь. Попав в кишечник мыши, бактерии словно взрываются, освобождая в момент смерти противовоспалительные ферменты. Поселенцы из них, может, и так себе, зато хоть какую-то пользу могут принести.

Могут. А приносят ли? Ответ на этот вопрос можно найти в самом слове «пробиотики». Всемирная организация здравоохранения дает ему следующее определение: «живые микроорганизмы, которые в определенных дозах улучшают здоровье хозяина». Они полезны для здоровья по определению. Накопилась целая куча исследований, которые, на первый взгляд, это определение подтверждают. Однако большая их часть проводилась на отдельных клетках или с лабораторными животными, так что непонятно, применимы ли результаты к человеческому организму. А в исследованиях, проведенных на людях, обычно было мало испытуемых, так что результаты их сложно назвать объективными, особенно с точки зрения статистики.

Поиск среди таких исследований чего-нибудь достоверного – занятие на редкость сложное и скучное. К счастью, в известной некоммерческой организации «Кокрановское сотрудничество», занимающейся в том числе обзором и анализом исследований в области медицины, это все же сделали. И вот что решили: пробиотики ослабляют приступы гастроэнтерита и снижают риск появления диареи из-за приема антибиотиков. Еще они порой спасают недоношенных младенцев от смертельной болезни – язвенно-некротического энтероколита. И на этом все. Из-за чего, спрашивается, весь этот ажиотаж? До сих пор нет доказательств того, что пробиотики помогают больным аллергией, астмой, экземой, ожирением, диабетом, наиболее часто встречающимися воспалительными заболеваниями кишечника, аутизмом и многими другими нарушениями в работе организма, в которых обвиняют микробиом. И до сих пор неизвестно, действительно ли описанные в исследованиях улучшения происходят благодаря изменениям в микробиоме[358].

Органы государственного регулирования приняли эту проблему к сведению. Теперь пробиотики формально считаются пищевыми продуктами, а не лекарствами. Это значит, что их производителям не приходится преодолевать кучу бюрократических препятствий, ждущих фармацевтические компании при создании нового лекарства. Зато им запрещено утверждать, что их товар предотвращает или лечит какие-то заболевания – этим занимается медицина. Если они переступают грань допустимого, их ждут неприятные последствия. В 2010 году Федеральная торговая комиссия США подала иск на компанию Danone – та уверяла, что «Активиа» «облегчает временные нарушения» и предотвращает простуду и грипп. Вот почему в рекламе пробиотиков обычно используются туманные фразы, порой граничащие с бессмыслицей: компании-производители наперебой утверждают, что их продукты «балансируют пищеварительную систему» и «укрепляют иммунную защиту».