А ведь было и еще одно странное видение – то самое, возле зала Суда. Когда Уолт вступил в переговоры со стражем-шакалом, он обернулся, и мне на миг показалось, что он…

– Знаешь, Анубис хотел быть там, – прервал мои размышления Уолт. – Я имею в виду, в зале Суда. Он правда хотел с тобой увидеться… если вдруг ты об этом сейчас думаешь.

– На самом деле я думаю сейчас о тебе, Уолтер Стоун, – огрызнулась я. – Ты… твое время на исходе, а мы так толком об этом и не поговорили.

Вроде слов немного… но как же мне было трудно их произнести.

Уолт сидел, опустив босые ноги в воду. Промокшие кроссовки он пристроил сушиться на мощном хвосте Филипа. Вообще-то я не нахожу мужские ступни самой привлекательной частью тела, однако смотреть на ноги Уолта мне было приятно. Его пальцы были почти такого же цвета, как нильский ил.

(Картер недоволен, что я уделяю столько внимания описанию ног Уолта. Ладно, извини. Мне было проще сосредоточиться на его ступнях, чем на его таком грустном лице!)

– Самое позднее – сегодня вечером, – сказал он. – Но, Сейди, все в порядке.

Гнев поднялся во мне так внезапно, что даже меня саму эта вспышка застала врасплох.

– Прекрати! – рявкнула я. – Это даже близко не в порядке! О, конечно, ты уже говорил мне, как ты благодарен судьбе за встречу со мной и возможность изучать магию в Бруклинском Доме, а также за возможность поучаствовать в нашей войне против Апопа. Все это ужасно благородно. Но только… – мой голос сломался. – Только ничего хорошего в этом нет.

Я в сердцах треснула кулаком по спине Филипа, что, конечно, было несправедливо по отношению к нашему славному крокодилу. Да и на Уолта орать не стоило. Но я так устала от страданий. Я совершенно не приспособлена к постоянным потерям, жертвам и неисцелимым душевным ранам. Мне так хотелось обнять Уолта, но между нами все время стояла непреодолимая стена – знание о том, что он умирает. И еще я так запуталась в своих чувствах к нему, что уже сама толком не понимала, что в них преобладает: не то обычное влечение к красивому парню, не то чувство вины, не то (осмелюсь предположить) любовь… или даже просто упрямое нежелание пережить очередное расставание с человеком, который мне небезразличен.

– Сейди… – Уолт обвел взглядом тянущиеся по сторонам болота. Лицо у него сделалось беспомощное, и винить его в этом я не могла. Я и вправду вела себя несносно. – Если я отдам свою жизнь ради того, во что я верю… для меня в этом нет ничего плохого. Но ведь смерть – это не обязательно конец. Я говорил об этом с Анубисом, и…

– О боги египетские, снова ты за свое! – возмутилась я. – Пожалуйста, не говори мне об Анубисе. Я и так знаю, что он тебе наговорил.

Вид у Уолта сделался довольно растерянный.

– Знаешь? Правда? И… тебе эта идея не нравится, да?

– Конечно, нет! – заорала я.

Уолт совсем упал духом.

– Хватит, сколько можно! – продолжала я кипеть. – Мне известно, что Анубис – проводник мертвых душ. И он готовит тебя к загробной жизни. Конечно, он будет талдычить тебе, что все в порядке. Что твоя смерть будет достойной, а суд – краток, и после него ты сразу отправишься в древнеегипетский рай и будешь там блаженствовать вечность. Чертовски здорово! Ты станешь призраком, как моя бедная мама. Может, для тебя это и не конец света. Если тебе так будет легче примириться с судьбой – ладно, что ж тут поделаешь. Но я не хочу об этом слышать! В моей жизни и так уже достаточно людей… с которыми я не могу быть вместе.

Мои щеки пылали. Мало того, что моя мама – привидение. Я не могу ни обнять ее, ни пройтись с ней по магазинам, ни посекретничать с ней по всяким девчачьим делам или спросить совета… Мало того, что меня разлучили с Анубисом – этим невыносимо-притягательным богом, при виде которого мое сердце завязывалось в узел. В глубине души я и так понимала, что у наших отношений нет будущего, учитывая существенную разницу в возрасте – пять тысяч лет все-таки, – но то, что другие боги запрещают нам даже видеться, добавляло соли на мои сердечные раны.

Так теперь еще и Уолт обратится в призрак и покинет меня… Это было уже слишком.

Я подняла на него глаза, опасаясь, что от моих выходок ему станет еще хуже.

К моему безмерному удивлению, он широко улыбнулся, а потом от души рассмеялся.

– В чем дело? – насупилась я.

Он согнулся пополам, все еще хохоча, что мне показалось совсем уж ненормальным.

– Тебе кажется, это смешно, да? – не выдержала я. – Уолт Стоун!

– Нет… – выдавил он, хватаясь за бока. – Нет, просто… Ты не понимаешь. Все совсем не так.

– Неужели? Тогда как же?

Угомонившись наконец, он сосредоточился, видимо, подбирая слова, но тут на нас откуда-то с неба слетел ибис. Приземлившись прямо Филипу на голову, он замахал крыльями и что-то прокаркал.

Улыбка Уолта сползла с лица.

– Ну вот, мы на месте. Руины Саиса рядом.

Филип доставил нас к берегу. Мы обулись и побрели по болотистой низменности туда, где сквозь дрожащее послеполуденное марево виднелась небольшая пальмовая роща. Над нами пролетали цапли, над пышными головками папируса вились оранжево-черные пчелы.

Одна пчела опустилась Уолту на руку, еще несколько с низким гудением кружили вокруг его головы.

Вид у Уолта был скорее озадаченный, чем встревоженный.

– Та богиня, которая обитает здесь, Нейт… она к пчелам не имеет отношения?

– Без понятия, – призналась я шепотом. Не знаю, в чем причина, но почему-то мне здесь не хотелось разговаривать громко.

(Да, Картер. Со мной это действительно впервые. Спасибо, что спросил.)

Я постояла, внимательно вглядываясь в пальмы. Вроде бы вдалеке виднелись остатки стены из саманного кирпича, торчащие из травы наподобие гнилых зубов.

Я показала на них Уолту.

– Как думаешь, это могут быть развалины храма?

Судя по всему, у Уолта тоже возникло необъяснимое желание затаиться. Он присел в траве, стараясь не слишком высовываться. Потом напряженно оглянулся на Филипа Македонского.

– Может, не стоит тащить за собой через заросли здоровенного крокодила? – прошептал он.

– Согласна, – кивнула я.

Уолт произнес заклинание, и Филип тут же снова сжался в маленькую восковую статуэтку. Уолт сунул ее в карман, и мы принялись осторожно осматривать руины.

Чем ближе мы подходили к ним, тем больше замечали вокруг пчел. Когда же мы вышли на небольшую полянку среди пальм, то обнаружили целый пчелиный рой, словно ковром окутавший выкрошенный обломок стены.

Рядом с роем на каменной глыбе сидела женщина. Одной рукой она небрежно опиралась о лук, а другой чертила что-то на земле острием стрелы.

Пожалуй, ее можно было назвать по-своему красивой – стройная, бледная, с высокими скулами, выгнутыми бровями и запавшими глазами. Обычно так выглядят супермодели, балансирующие на грани красоты и истощения. Глянцевито-черные волосы красотки были убраны в косы с вплетенными в них кремниевыми наконечниками стрел, а ее надменное выражение лица словно говорило: «Я слишком хороша, чтобы удостоить вас хотя бы взглядом».