я пригласила Хулань, Мэйли и Лицзюнь с мужьями. В итоге пришлось готовить ужин на четырнадцать персон. Хулань предложила помощь, и я, для виду запротестовав, согласилась. Работы было действительно много.

Продукты я покупала на деньги из своего приданого, подарка отца на свадьбу. Нет, этого семья Вэнь Фу отобрать у меня не смогла. Пока не смогла. Отец был очень умен: он положил деньги в шанхайский банк на мое имя. Четыре тысячи юаней, китайских долларов. После свадьбы я сняла двести юаней, и к переезду в Янчжоу у меня оставалось около сотни.

Вэнь Фу зарабатывал по семьдесят китайских долларов в месяц. Это были хорошие деньги, примерно в два раза больше зарплаты школьного учителя. Но Вэнь Фу тратил их на глупые покупки: виски, игру в маджонг, ставки на изменения погоды.

А я после каждого нашего переезда тратила свое приданое на покупку мебели. Хотя не должна была.

На свои деньги покупала продукты, чтобы кормить мужа лучше, чем вооруженные силы. Хотя не должна была.

Для праздничного ужина я купила хорошую свинину, свежий клевер для пельменей, несколько кэт-ти[11] сладкого вина. Во время войны все стоило очень дорого, и я заплатила больше пятидесяти юаней.

Я не имела ничего против таких расходов. Готовя этот ужин, я думала обо всех этих мужчинах и о Вэнь Фу. Если удача им изменит, они не вернутся к следующему ужину. И после подобных мыслей моя рука сама тянулась к отменному жирному куску свинины.

В меню я решила включить несколько блюд, названия которых приносили удачу. Я помнила, как эти блюда готовила Старая тетушка на Новый год: устрицы, вяленные под солнцем, — для богатства, креветки быстрого приготовления — для смеха и счастья, фатсай, гриб с черным ворсом, накапливающий в себе удачу, и медузы, приятно хрустящие, если обработать их правильно.

У Хулань просто слюнки текли, когда она наблюдала, как я все это выбираю. Не думаю, что она когда-нибудь так вкусно ела.

Дома я велела помощнице вскипятить воды в нескольких кастрюлях и нарезать свинины и овощей на тысячу пельменей. Часть их я собиралась приготовить на пару, часть — сварить. И сдобрить свежим имбирем, хорошим соевым соусом и сладким уксусом. Хулань помогла мне замесить тесто и скатать его в несколько шариков.

Признаюсь, она впечатлила меня. Хулань работала быстро и ловко управлялась со скалкой. Она раскатывала по три листа, пока я готовила один. И ей удавалось брать всегда точное количество фарша, она ни разу не докладывала и не убавляла. И слепляла края пельменя одним плавным движением.

Пилоты вернулись в приподнятом настроении. Все сияли улыбками.

А меня в тот вечер неподдельно радовала компания Хулань. Мы с ней чувствовали себя счастливыми, не придирались друг к другу и не жаловались на остальных. Нам не приходилось следить за собой, чтобы не сболтнуть лишнего. Из-за добрых мыслей слова текли легко.

— До чего быстро ты работаешь! — восхищалась я. — С твоими руками мы легко могли бы слепить и десять тысяч пельменей, если б захотели.

Конечно же, позже я узнала, что на кухне Хулань была хороша лишь в одном: в работе с тестом и лепке пельменей. Что же касается ее чувства вкуса и аромата, могу сказать лишь, что не всегда с ней согласна.

Хотя вот ты сама мне скажи. Только честно! Кто из нас лучше готовит? Вот видишь! Значит, я не хвастаюсь, это действительно так. Я знаю, сколько нужно соевого соуса, чтобы солоноватый вкус не забивал вкус мяса. Я помню, что ни во что нельзя добавлять более щепотки сахара, иначе получится еда на кантонский манер. Я умею сделать каждое блюдо вкусным, причем так, чтобы одно отличалось от другого, не превращаю еду в горячую острую безвкусную массу.

Спроси кого угодно, и он это подтвердит.

Во время того ужина мою стряпню хвалили и пилоты, и даже муж Хулань. Все говорили Вэнь Фу, как ему повезло. Не бывает, мол, чтобы в одной жене сочеталась и красавица, и искусная стряпуха, но глаза и языки собравшихся доказывают им обратное. Я наблюдала за тем, как они едят, призывала есть побольше, шутила, что муж рассердится, если в миске останется хотя бы десяток пельменей. И в итоге их осталось всего четыре! Это был замечательный ужин.

Потом я часто устраивала такие застолья. Каждый раз, когда Вэнь Фу с товарищами возвращались после многодневного отсутствия, они хотели отведать моих пельменей — на пару, отваренных или обжаренных, — и всегда их хвалили.

В те дни было неважно, из какой части Китая ты родом: все хорошо уживались за одним столом. Люди старались жить, как могли, как позволяли силы и желудок. А я тогда все еще старалась угодить Вэнь Фу, быть ему хорошей женой и найти свое счастье. Я была всегда готова состряпать хороший обед или ужин, хотя мужчины часто возвращались без предупреждения, и их становилось все меньше и меньше.

Это было очень грустно. Если кто-то из пилотов погибал, Цзяго приходилось собирать его вещи. Он бережно оборачивал их в мягкую тряпицу, а затем садился писать длинное письмо с рассказом о том, как чей-то сын или муж погиб смертью героя. Потом эти свертки дожидались отправки на швейном столе Хулань. Я всегда пыталась представить себе тех, чьи счастливые руки начнут разворачивать посылку, думая найти внутри подарок, и чьи несчастные глаза потом прольют много слез.

Итак, на наших ужинах с каждым разом становилось все меньше гостей. Может, я это и придумала, но одно время мне казалось, что, когда один из пилотов погибал, другие вбирали в себя его аппетит. Оставшиеся ели так, будто боялись больше никогда не попробовать таких вкусных яств.

Я помню ужин, за которым каждый пилот съел по тридцать пельменей, потом расслабил пояс, вздохнул и съел еще столько же. Я бегала от плиты к столу, принося новые тарелки пилотам и Хулань, которая тоже любила поесть. Потом, поговорив и посмеявшись, мужчины еще больше ослабили пояса и опять налегли на добавку, и опять. А потом один из них очень смешным голосом произнес:

— Чтобы снова показать свое уважение повару, мне придется спустить штаны!

Этот высокий худощавый пилот по имени Гань всегда много смеялся, только негромко. Пусть шутка и была грубовата, меня она не рассердила и даже не смутила. Он умел шутить, никогда никого не унижая. Гань выставлял смешным только себя самого, и все смеялись над ним и вместе с ним.

Он чем-то напоминал мне американского актера, кинозвезду. Нет,