– Еще раз спасибо.

Ей нравилась мисс Бордерс, и она надеялась, что она не заведет из лучших побуждений разговор на тему «Все ли в порядке?», как большинство учителей. Все они замечали, что Бекку сторонятся, и, наверное, все они слышали о том, что творилось в «Facebook» и в других сетях, но тем не менее они заводили этот разговор, хотя на самом деле не хотели это обсуждать. Ученики думали, что все, что происходит с ними, учителей не касается, но Бекка видела их напряженные, расстроенные лица. Должно быть, мистер Геррик был весьма популярен, а теперь он мертв. Опозорен и мертв.

– Забавно, – задумчиво произнесла мисс Бордерс. – Я помню то время, когда вы учились в седьмом классе. Хейли тогда была такой нескладной, правда? – Она не смотрела на Бекку, ее взгляд был все еще направлен на картину. Бекка полагала, что не нужно быть ясновидящим, чтобы понять, почему она выбрала именно этот пейзаж. – Она тебя обожала, я всегда так думала. Она всегда смотрела в твою сторону, когда шутила.

– Наверное, вы неправильно это поняли, – сказала Бекка. Она поставила чашку и снова взяла кисточку и палитру, не желая, чтобы акриловая краска на ней засохла. – Наташа была центром нашей компании. Она, скорее всего, смотрела на Ташу.

– Ох, сначала она смотрела на Ташу, но это был другой взгляд. – Мисс Бордерс замолчала и отпила чая. – В свободное время я рисую портреты. Я пониманию взгляды. – Она то ли вздохнула, то ли засмеялась. – Господи, такое чувство, будто это было вчера, но теперь вы все уже выросли. Когда вы перешли в среднюю школу, я преподавала всего пару лет. Все так хотели нравиться. Хорошо себя вели. Как времена меняются!

Бекка не знала, что на это сказать. Она не знала, что добавить к этому. Она любила мисс Бордерс, но разве та могла понять их? Она, наверное, даже не помнит своих школьных друзей.

– Знаешь, семиклассники редко ссорились так, как вы. – Теперь учительница смотрела на Бекку, но в ее взгляде не было жалости. Они могли с тем же успехом обсуждать какое-то телевизионное шоу, а не постепенное разрушение жизней подростков. Это была просто беседа. Беседа о важном, но не более. Бекка почувствовала себя немного лучше. – Случались споры и слезы, они ругались, а потом мирились, – продолжала мисс Бордерс, – но семиклассники, как правило, все еще в восторге от взрослой школы, чтобы становиться по-настоящему озлобленными. Это проявляется ближе к девятому классу.

– Наверное, я просто невезучая, – пробормотала Бекка. Она наклонилась вперед, сконцентрировавшись на небольшом участке холста, где река встречалась с берегом.

– Это странно, – заключила мисс Бордерс.

«Она, очевидно, будет говорить, пока не допьет чай», – подумала Бекка.

– То, как все получилось. Из вас троих мне не нравилась только Наташа. Я знаю, что не должна этого говорить. Непрофессионально. – Мисс Бордерс подмигнула Бекке. – Но это правда. И, честно говоря, она мне до сих пор не нравится, хотя она столько всего пережила. Меня всегда поражало, насколько она испорчена. Нельзя позволять детям все, что им хочется. Это портит характер. А я не уверена, что он у нее изначально был идеальным.

– У Таши очень хорошие родители, – сказала Бекка. Даже сейчас она все еще продолжала ее защищать.

– Уверена, что это так.

– Но вы правы, – признала Бекка. – Она легко обводит их вокруг пальца.

– Не только их. – Мисс Бордерс слегка отклонилась к спинке стула. – Я никогда не понимала, почему вы обе, а потом и Дженни, так ею восторгались. По-моему, в ней нет ничего особенного. Ты и Хейли, ну, вы были нормальными детьми. А между вами была Наташа. Такая сдержанная.

– Я все это уже плохо помню, – сказала Бекка. – Мы были просто детьми. – Она не отводила глаз от картины, но почувствовала саркастический взгляд мисс Бордерс.

– Впрочем, она была очень симпатичной. Как и Дженни. А вот красота Хейли особенная, холодная. Задолго до того, как это стали замечать, она уже созревала у нее под кожей, ожидая, пока проявятся ее высокие скулы. Я бы хотела написать портрет Хейли.

– Теперь, наверное, можете. У нее не такой уж плотный график.

– Язвительность тебе не идет, Ребекка.

– Но вы же знаете, что она сделала!

После этой фразы на несколько секунд повисло молчание, и сначала Бекка подумала, что мисс Бордерс стало неловко, но потом поняла, что она все еще была погружена в воспоминания, просеивает и сортирует их.

– Хейли очень расстроилась, когда вы переругались.

– Думаю, не очень, – сказала Бекка и пожала плечами.

– Да нет, очень. Это был единственный раз, когда она выступила против Наташи. Больше никто этого не делал. – Она посмотрела на Бекку, тепло улыбаясь. – Даже ты. Все просто повсюду следовали за ней. Но когда ты выпала из их компании и стала сидеть на рисовании отдельно, а маленькая Дженни заняла твое место, Хейли была расстроена. Она пыталась все наладить, но Наташа этого не могла допустить. Я иногда слышала их разговоры во время перерыва. Хейли просила за тебя. А потом, в один прекрасный день, Хейли просто сдалась. Я увидела, как она плачет в коридоре, и спросила, что случилось, но она мне не рассказала. Потом я спросила, имеет ли это какое-то отношение к тебе, и завела разговор о дружбе, но она сказала, что я ничего не понимаю. После этого она стала более холодной. Во всех смыслах этого слова. Стала превращаться в «хичкоковскую блондинку».

Бекка не знала, что означает «хичкоковская блондинка», но понимала, что имела в виду мисс Бордерс: стала превращаться в Барби.

– Ум, красота и секс – они старались стать воплощением этого. Было интересно наблюдать за тем, как они взрослеют.

– Да уж, – сказала Бекка. – Наверное.

Ей это не понравилось. Даже мисс Бордерс увлечена Барби. Учительница, очевидно, уловила эту перемену в ее настроении.

– Ах! – воскликнула она. – Однако же это все было у них абсолютно наигранным, тогда как ты – свое собственное творение. Ты та, кем должна быть. У тебя свой собственный стиль. Это заслуживает большого восхищения. Это талант. Наверное, поэтому Наташа захотела снова сблизиться с тобой, когда потеряла память. Людям нужна правда.

Бекка внимательно слушала, пытаясь отыскать в ее тоне намек на жалость или снисхождение, но не могла. Это были самые добрые слова, какие ей говорил кто-либо не из родных, казалось, за целую вечность.

– Я думала о них после того, как все это произошло. Ну, о них и о тебе. И, несмотря ни на что, хоть это и ужасно прозвучит, мне больше жаль Хейли, чем Наташу. – Она встала. – Наверное, я все еще вижу в ней ту нескладную, неловкую маленькую девочку, рыдающую в коридоре. Забавно, что подобные вещи могут так долго на нас влиять. – Она помолчала. – На самом деле я думаю, что тебе повезло – я имею в виду, что ты откололась от них.

– Ну, то, что Таша постаралась снова втянуть меня в свой круг, точно ничем хорошим для меня не закончилось. – Бекка попыталась улыбнуться. На самом деле все было не так, и это знали все. Бекка сама бросилась к Таше, осознавала она тогда это или нет.