– Нет, нет, ничего. Увидимся в церкви. Но большое спасибо, что спросила.

* * *

Только Вик открыла дверь на террасу на крыше, как София спрашивает:

– Ты занята на следующей неделе?

– Очень. Хотя, думаю, могу освободиться на пару вечеров. А что?

– Тогда, может быть, сходим куда-нибудь? – без обиняков предлагает София.

Лу кивает:

– Это было бы хорошо. Я работаю с понедельника по четверг в городе, если тебе удобнее встретиться там.

– Как насчет четверга? Тогда тебе не придется беспокоиться, что на следующий день рано вставать.

«Тоже мне, забота!» – думает Лу. Или София очень внимательна, или планирует задержаться допоздна. И то, и другое хорошо, хотя предпочтительнее второе. Сама эта мысль вызывает возбуждение, и Лу краснеет. Ей не верится, как быстро они поладили.

– А как насчет того, чтобы зайти на ужин? – спрашивает София, словно почувствовав желание Лу найти местечко, где легко поддаться обольщению. – Я приготовлю что-нибудь для тебя.

– Это было бы восхитительно, – отвечает Лу. Внутренне она кувыркается, ходит колесом и делает сальто одновременно.

– У тебя есть электронная почта? Я пришлю тебе свой адрес.

– Конечно. Подожди минутку – я дам тебе свою визитку.

Это тоже хорошо: может быть, до четверга они смогут общаться виртуально.

Она ищет свой кошелек, когда возвращается Вик.

– Я закончила. Ну, София, пожалуй, нам пора отправляться.

Через пять минут Лу заранее поздравляет Вик с завтрашним днем рождения, и они уходят. Сначала Лу в каком-то тумане, София произвела на нее просто неотразимое впечатление. Она какое-то время радуется, а потом вспоминает с внезапным чувством вины: Анна. Пожалуй, сейчас удобно позвонить.

– Привет, – отвечает Анна. – Спасибо, что позвонили.

– Не стоит благодарности.

– Извините, что в такой поздний час послала сообщение. Надеюсь, не потревожила.

– Вовсе нет, я была в пабе и не слышала. Все в порядке?

– Ну… – фыркает Анна. – Я бы не сказала. Сейчас иду на похороны Саймона.

– Боже, простите. – Лу стремительно возвращается на землю – как она могла забыть? – Перезвонить позже?

– На самом деле сейчас довольно удобно поговорить. Я иду пешком в церковь и у меня есть время. Иначе мне не удастся с вами поговорить, в лучшем случае, до завтра, а мне нужен ваш совет, м-м-м, поскорее.

– Конечно. Чем могу помочь?

Анна глубоко вздыхает.

– Это касается… м-м-м… моего бойфренда, Стива.

Лу так и подозревала: у нее было очень сильное ощущение, что Анна чего-то недоговаривает, а это для нее очень важно.

– Что с ним?

– Он много пьет.

Лу ждет.

– На самом деле не просто много. Думаю, он алкоголик.

– Ааа. – У Лу выпрыгивает сердце. Если в своей работе она встречалась с практически неодолимыми проблемами, то, похоже, это была алкогольная зависимость. Разве трагедия с Джимом не лишнее тому доказательство? А близкие алкоголиков неизбежно получают главный удар. Но если сказать об этом Анне, это ей не поможет, и потому Лу спрашивает:

– Он сейчас не с вами?

– Нет. Он предложил свою помощь в готовке, поэтому отправится прямо к Карен домой. Его не будет на похоронах.

«Это кажется эмоциональным увиливанием, – думает Лу, – это типично для поведения людей, имеющих зависимость». Но она оставляет это мнение при себе.

* * *

Звонок в дверь. Карен бежит открывать.

– Дорогая! – говорит мать, раскрывая объятия. – Моя бедная девочка…

– Привет, мама. – Карен коротко обнимает ее и отстраняется, вспомнив о ключах. – Погоди… – Она берет со стола в прихожей запасные ключи и кладет их под горшок у двери. – Извини, я просто боялась забыть.

– Ничего. – Мать сжимает ей руку. – Постой. – Она отступает, чтобы посмотреть на нее.

Карен выдыхает, в изнеможении закрывает глаза и прислоняется к стене, чтобы не упасть.

– Подойди снова, – велит мать и прижимает Карен к себе. Точно так же ее обнимал Стив, и от физического контакта Карен снова плачет. Однако объятия матери ощущаются по-другому – они совсем не напоминают о Саймоне, а вызывают отголоски далекого прошлого. Она вдыхает знакомый материнский запах – мать душится Рив Гош[25]с тех пор, как Карен была еще маленькой – и ощущает ладонями мягкую ткань ее кардигана из шерсти ягненка. Он как будто утешает. Их отношения с матерью изменились за последние годы, мама теперь нуждается в уходе, она двигается медленнее, чем раньше, как-то сжалась – и все же это по-прежнему ее мать, ее нерушимая скала.

Впервые после смерти Саймона Карен чувствует себя защищенной.

* * *

– Не знаю, что делать, – признается Анна. – Я все перепробовала.

– Это не вам нужно что-то делать, – осторожно замечает Лу.

– Что вы хотите сказать?

– Если он много пьет, то это его проблема, а не ваша.

– Это понятно, но…

Лу перебивает ее.

– Надеюсь, вы не возражаете, если я буду с вами честной, но я работала с несколькими алкоголиками, поэтому имею представление, через что вам, возможно, придется пройти.

– Я так и думала, что у вас, может быть, есть опыт, потому и решила поговорить.

– Вам, наверное, кажется, что вы сможете его вылечить…

– Да.

– Боюсь, это невозможно.

– Вот как?

– Он должен сделать это сам.

Анна молчит. Голова кажется такой тяжелой, что она едва может ясно мыслить. Менее чем через час начнутся похороны Саймона, и хотя она сказала, что сейчас подходящее время, тема слишком сложна, чтобы обсуждать ее в данный момент. Она чувствует, как ее сознание захлопывается, оставляя все эмоции снаружи. Даже ноги шагают как будто отдельно от нее, они где-то далеко внизу. Она словно в тумане, все как будто окутано дымкой.

– Пожалуй, вы правы, – говорит Анна, но ее собственный голос кажется ей далеким, как будто говорит кто-то другой. И вдруг: – Ой, прошу прощения, подождите… – Она спешит к водосточной канаве.

И ее выворачивает.

Это в основном кофе, она почти ничего не ела. Ей жарко, выступает липкий пот, ее трясет.

Через несколько секунд до нее доносится приглушенный голос:

– Анна? Анна?

Это Лу, она все еще на связи.

Дрожащими руками Анна подбирает с тротуара свой телефон.